Спасти Рюрика
Шрифт:
– Но я же тебя люблю, очень люблю, – взяла его за руку Аллочка. Липатов капризно высвободил ладонь.
– Не верю я тебе.
Так. Сейчас слово за слово и я скажу, что такой глупой и пустой бабы я никогда в жизни не встречал и все, она уйдет. А, нет, сейчас еще в туалет схожу и по дороге у стойки махну рюмку текилы. Без закуски.
Прежний Юра тяжело встал, расправил плечи и, не извинившись, двинулся вглубь кафе. Аллочка, не обернулась, закурила, устало глядя в одну точку.
Липатова что-то подхватило, будто ураганным ветром. Не думая о последствиях, вбежал в кафе,
– Ты только что…. Через забор, что ли перемахнул, Липатов?
Подмены не заметила, выдохнул Юра, значит и меня она видит таким, каким я был раньше. Странно все это, но сейчас не до рассуждений. Выдернул ее из-за стола.
– Скорее, пойдем!
– С ума сошел, что случилось?
– Потом, да не упирайся же!
– Деньги. Я еще не расплатилась.
Из кармана Липатов выгреб кучу бумажек, кинул на стол, спохватился. Тогда деньги были неденоминированные. С тремя нулями. Их аннулировали, кажется, в январе 98-го. Интересно, конечно, какие деньги увидят официанты, старые или новые, но опыт лучше провести в другом месте. Забрал купюры.
– Он и заплатит.
– Кто «он»? Да объясни же, наконец!
– Некогда.
Подхватил Аллочку, почти вынес на руках из заведения, не оглядываясь, побежал с ней по Пятницкой. Так и неслись метров двести. Она не упиралась, лишь тяжело дышала и иногда принималась хохотать. Заметив ряженого швейцара у хохлятской корчмы «Хуторок», свернул в предупредительно открытую дверь, приземлился в дальнем углу зала за плетеной перегородкой.
– Ты объяснишь, что происходит?
– Не беспокойся, не белая горячка, – произнес Юра, внимательно слушая свой голос. Такой же, как раньше? Впрочем, голоса, кажется, никогда не меняются и какая, в сущности, разница, меня-то Аллочка воспринимает прежним. Или нет? – Скажи, я не изменился… за эти пару минут?
Аллочка прищурила глаза, наклонила голову, секунд десять молчала.
– Изменился.
У Юры закололо сердце. Сейчас начнется. А что начнется он и сам не знал.
– Изменился, – повторила Борецкая. – Ты вдруг совершенно протрезвел, даже не пахнет. Как тебе это удалось?
– Ну а в остальном?
– Хм. Нос на месте, глаза такие же голубые. Остальное еще не проверяла, – слегка прикоснулась она мыском туфли к его внутренней стороне бедра. – Почему ты утащил меня из кафе, кого-то с работы увидел?
Да, Аллочка была любвеобильна во всех отношениях. Даже чрезмерно. Могла заниматься сексом где угодно и когда угодно.
– У них там газовый баллон загорелся, – соврал Липатов, – мог рвануть. У тебя ко мне был серьезный разговор.
Подошел официант, положил две книжечки меню. Липатова очень заинтересовало, сможет ли он есть пищу и будет ли она усваиваться в его желудке. И вообще, насколько вписывается он я в этот давно изменившийся мир?
– Можно я тебя поцелую? – вдруг спросил он Аллочку.
Борецкая опять залилась смехом.
– Ты же не любишь целоваться, Липатов, даже в постели.
Не дожидаясь позволения, перегнулся через стол, взял Борецкую за голову, припал к губам. Целовал не слегка, а тяжело, взасос. Отчетливо ощутил ее вкус и возбуждение. Приятное тепло разлилось и по его телу. Материальный контакт прошел успешно.
Принесенные пельмени в жирной сметане тоже оказали вполне полноценное воздействие на организм. Были ароматны и вкусны.
– Ты хотела о чем-то поговорить, – снова напомнил Липатов.
– Я хочу сделать тебе предложение. Почему не спрашиваешь какое? Ладно, не напрягайся. Женись на мне.
Юра подавился пельменями, схватил первую попавшуюся емкость, хлебнул еще и крепкого уксуса. Обожгло горло, потекли слезы, но Алла не торопилась вставать, хлопать его по спине. Кроме того, она даже не улыбнулась. Сплюнув в салфетку пельменину, Липатов утерся носовым платком и как только смог говорить, четко ответил:
– Я согласен! Двумя руками и ногами.
В это время за широким и чистым окном ресторана Юра увидел знакомую фигуру. И ни кого – нибудь, а самого себя. Молодой Липатов нервно топтался возле входа, размахивал руками, разговаривал сам с собой.
Потерял Аллу и теперь ищет ее по всей Пятницкой. Пьянь болотная, зло подумал про себя Юра. Иди отсюда, езжай на Алтуфьевку, выпей еще и ложись спать. Только бы по мобильнику не позвонил. А, тогда их еще ни у меня, ни Аллы не было. Пейджеры были. Только бы по пейджеру трезвонить не начал. Стоп, но я не помню, чтобы носился в поисках Борецкой по Пятницкой, значит, я уже изменил пространство, ход Истории! И потом, ладно, я женюсь на Аллочке, предположим, даже через два часа, потрясу в Загсе удостоверением, уговорю, а этот-то, откуда о женитьбе узнает? Да если и узнает, наговорит опять Борецкой гадостей и все опять насмарку! И что я получу, вернувшись в 21—1 век? Э, так не пойдет, что-то не срастается, нужно срочно обратно, посоветоваться с Вяземским.
– Когда пойдем подавать заявку? – сложила губки трубочкой Аллочка.
– Что?
– Жениться когда будем, сам же согласился.
– А… жениться. Надо подумать, шаг серьезный. Давай завтра обсудим.
Бросился в уборную, затряс перед зеркалом головой.
– Все, все, пропади старый мир, – произнес в голос, – натворю дел, непонятно кем окажусь в настоящем времени. А мне, если разобраться, сейчас совсем неплохо. Не надо как лучше, надо как положено. Но ты же сам хотел изменить прошлое! Мысленно хотел, мало ли о чем мы мечтаем, но не думал, что это станет реально возможным!
С размаху, закрыв глаза, ударился несколько раз о кафельную плитку. Из кабинки вышел мужик украинской наружности в косоворотке, крякнул:
– И не говори, брат, знатную тут горилку подают, во времени потеряться можно. А у меня еще экскурсия на Ивана Великого. С детства мечтал на самую высокую московитскую колокольню забраться. И плюнуть оттуда от души, ха-ха.
Осторожно приоткрыл дверь в зал. Аллочка по-прежнему сидела за столом с пельменями. Московитская колокольня, стучало в мозгу Юры, причем здесь Иван Великий? Бежать, бежать, поговорить с Вяземским. Потом, можно и вернуться. От нервов закурил.