Спасти «Скифа»
Шрифт:
Парнишка молчал, закусив от обиды и злости на самого себя нижнюю губу.
– Понял меня, спрашиваю? Или вместе до патруля прогуляемся? Другим покажешь, какой ты геройский хлопец…
– Понял, – поцедил сквозь зубы парнишка.
– Ну, с этим все, похоже. Где обрез взял?
– Нашел, – неохотно ответил он. – Полно валяется, искать только надо…
– Так вот – не надо. Не ищи больше. Сегодня ты на меня наткнулся, а я добрый. Сиди тихо. Если не ты один такой, другие есть, которые так же к женщинам относятся тут… В общем, лучше остальным тоже скажи – не надо. Нарываетесь ведь.
– Овчарки свое огребут
– Огребут, огребут, кто сомневается? Только пускай лучше не сейчас. И не от таких, как ты… Лет сколько?
– Сколько надо…
– Я вопрос задал! – Чубаров снова грозно повысил голос.
– Четырнадцать… С половиной…
– До пятнадцати хочешь дожить? И дальше? Хочешь ведь. Все хотят. И доживешь, только веди себя правильно.
– Так, как ты? – парнишка кивнул на его немецкую форму. – Вот так нормально, да?
– Соображаешь, – ухмыльнулся Максим. – Понимаешь мало, соображаешь по теме. Нет, так, как я, тебе еще рано. А послушать меня советую. И вообще – засиделся я тут с тобой.
Чубаров, хлопнув себя по коленям, как бы подводя черту под их не слишком предметным разговором, поднялся. Больше с этим харьковским парнишкой ему пока говорить было не о чем. Без опаски повернувшись к нему спиной, Чубаров поставил ногу на верхнюю ступеньку, потом, словно вспомнив что-то, спросил:
– Звать тебя хоть как?
– Тебе зачем?
– Богу за тебя молиться буду. Сам, знаешь, как-то не сильно верю. А за тебя – буду.
– Бога нет, – вырвалось у парня.
– Комсомолец?
– Не успел…
– Значит, бог для тебя есть. Знаешь, почему? На меня нарвался, потому что. С другим и разговор у тебя другой бы получился. Не тут… Так как зовут?
– Юрко, – пробормотал парень.
– Дурко! – вырвалось у Чубарова. – Ладно… Юрко… Будь, не кашляй! И подумай, про что мы тут поговорили. Я уйду, ты посидишь еще, до ста досчитаешь, после тоже можешь… Лучше послушайся…
И Максим пошел прочь, не оборачиваясь. Теперь рано повзрослевший и так же рано ставший злым паренек Юрко перестал его занимать: нужно быстро и незаметно вернуться обратно, за Анной, которая, оказывается, рискует не чуть не меньше, а может, даже больше, чем все они вместе взятые – в них не стреляют из-за угла…
О своей встрече Чубаров решил не рассказывать ни Анне, ни тем более – Сотнику со Скифом. Девушку успокоил, сказав, что просто обшарил близлежащие дворы, ничего опасного не нашел, да и не было его, как оказалось, всего-то минут тридцать. И заодно попросил Аню вообще не упоминать об этом странном происшествии. Сейчас есть дела поважнее – им всем нужно выбираться из города как можно скорее.
До дома добрались теперь уже без приключений, так же скрытно, и о своей неожиданной встрече с Копытом, сулившей новый поворот событий, Максим рассказал с ходу. И он, и остальные понимали: ничего изменить нельзя, во всяком случае – не хочется отступать от заранее продуманного плана. Тем более, что другого просто нет и, судя по всему, придумать какой-то запасной вариант уже не удастся.
Сотник спросил только:
– Не сдаст?
– Не должен, – развел руками Соловей. – Мы ж по любому, командир, кота в мешке искали. Торкались, как слепые. Блатные – они вообще себе на уме.
– Вряд ли сдаст, – согласилась Ольга. – Я немножко знаю эту публику. Не блатных – полицаев, – уточнила тут же. – Эти точно себе на уме. Для этого не обязательно иметь уголовное прошлое. Другое плохо…
– Что?
– Если, скажем, этот твой Копыто ничего не достанет, а побрякушки отобрать захочет?
– Допускаю, – коротко ответил Чубаров.
– Отобьемся, – уверенно сказал Михаил.
– Ну, ладно, там-то отобъетесь. И дальше что? Последняя ночь, с рассветом придется на прорыв идти. И я не уверена…
– А вот это – отставить! – резковато оборвал ее Сотник. – Надо быть уверенной. Между прочим, если полицай все-таки принесет документ, рассчитываться с ним будет нечем. Колечек золотых нету больше?
– Нет, – Ольга ограничилась коротким ответом, не принимая его иронии.
– Значит, думать надо. И еще: по поводу путей отхода. Проговаривали мы несколько вариантов… – он взглянул на часы. – Только давайте все-таки еще отдохнем. Не будет такой возможности больше. А переговорим после.
Но удалось поспать только ему и Чубарову – сработала опять окопная привычка ловить для сна любое подходящее время.
Ольга чувствовала, как нервы сдают, срываются, словно злые псы с натянутого поводка. Майор Крюгер, даже сидя в мрачном погребе, ощущал, как повысилось общее напряжение, и ожидал изменений своей участи в ближайшие часы. Аня Сорока боялась оказаться обузой для группы – ее выход не планировался, но Сотник велел, и она решила держаться ближе к Чубарову: чувствовала – счастливый, как сам говорил – фартовый, погибать – так с ним и не страшно… Еще вспомнила: всего ведь несколько часов назад он закрыл ее своим сильным телом, защитил, а ее так давно никто не защищал…
17
Возвращения генерала Виноградова из штаба фронта так скоро начальник полковой разведки подполковник Борин не ожидал.
Группа Сотника находилась в тылу уже двое суток из трех, отведенных на операцию «Скиф». За это время от них так ничего и не поступало – кроме, конечно, вчерашнего утреннего сообщения об успешном переходе фронта. При других обстоятельствах Борин смог бы организовать запрос через Кулешовский отряд или же – прямо через канал харьковского подполья. Ведь нужно всего лишь убедиться, что группа вообще дошла до места, и ее не остановили уже при въезде в город – ожидать можно всего, когда счет идет на часы.
Подполковник, не получив к концу первых суток никакой информации от Сотника, даже попытался прокачать такую возможность. Но ему снова напомнили, на этот раз – в более категоричном тоне: с того момента, как Скиф ушел на нелегальное положение, объявлен общий приказ о радиомолчании. Нарушение этого приказа расценивалось ни много ни мало как попытка поставить под угрозу операцию «Скиф», имеющую в конечном итоге определяющее значение для фронта.
Если вообще даже – сорвать ее.
Потому, когда начальник разведотдела фронта без предупреждения появился у него в блиндаже, первое, о чем подумал Борин – группа провалилась, и в штабе узнали об этом раньше, чем в полку. Видимо, Виноградов угадал настроение подполковника – козырнув в ответ на приветствие, скинул фуражку, пожал подполковнику руку, жестом велел ему присесть и сам расположился на грубо сколоченной табуретке.