Спасти «Скифа»
Шрифт:
Если это так…
Еще не находя логичного объяснения своему внезапному порыву, Чубаров обернулся, крикнул через плечо громким шепотом: «Сиди тут!», а затем, оттолкнувшись от дверного косяка и придавая себе тем самым ускорение, пригнулся и одним стремительным броском пересек пустынную улицу, влетев в арку зияющей напротив подворотни, прислонился к стене, отдышался.
Сейчас он поставил себя на место того самого стрелка – он, кем бы ни казался, уходит от преследования дворами так же, как некогда сам Соловей сбрасывал с себя мильтонов. Пройдя арку насквозь и оказавшись в узком прямоугольнике
Войдя внутрь и миновав черную лестницу, он оказался на параллельной улице, увидел прямо перед собой полуразрушенное здание, а за каменной грудой, в которую бомба превратила стену – ход в подвал и ступеньки. Его уже охватил охотничий азарт, и Чубаров, почти не думая о возможной угрозе, поставил ногу на верхнюю ступеньку.
Чем ниже он спускался, тем плотнее становился запах сырости. Подвал оказался не очень глубоким – вниз вело всего десять ступенек, часть из них – полуразрушенные. Пока признаков того, что в подвале кто-то спрятался, не было, и Чубаров, прижавшись спиной к влажной стене, медленно двинулся дальше вглубь.
Он слишком поздно понял, что его самого подловили – сверху послышался шорох, что-то заслонило свет, и грохнуло еще раз. Только Чубаров бросился на сырой, выложенный неровным кирпичом пол сразу же, как зафиксировал снаружи движение. Он замер, не шевелясь и поджидая, – вряд ли стрелок, додумавшийся спрятаться рядом с подвалом, пропустив немца вниз и ударив сзади, окажется таким же хитрым вторично. Когда враг наконец рухнул, он должен поверить в победу и подойти полюбоваться на поверженного противника, чтобы насладиться результатом собственной охоты.
Так и получилось: зачастили шаги, стрелок споро сбежал вниз, но второго шанса Чубаров ему уже не дал – подпустив максимально близко, рывком перевернул себя на спину, стремительным приемом, работая только ногами, повалил стрелявшего на пол и в следующее мгновение уже лежал сверху, подминая хитреца под себя. Света снаружи оказалось достаточно, чтобы рассмотреть стрелка…
– Тьфу… твою мать!
Максим от неожиданности и какого-то непонятного огорчения ослабил хватку, не отпуская пока только худую тонкую мальчишескую руку, сжимавшую приклад винтовочного обреза. Напавшему на него парнишке даже при неярком свете было на вид лет пятнадцать. Почувствовав, что Чубаров уже не так напирает, тот завертелся ужом, отчаянно пытаясь вырваться.
– Лежать тихо, – велел Максим и, не сдержавшись, добавил: – Ишь, сучонок…
Похоже, русская речь человека в немецкой форме парнишку не сильно удивила. Он попытался достать зубами его запястье, а когда не удалось – злобно зашипел:
– Убивал, гад! Убивай, давай, стреляй лучше…
– Стрелять? Я тебя, малолетка, сейчас просто выпорю! Прямо тут! Ремнем! Штаны твои стяну и по жопе отхожу, понял? Так вот лучше будет…
Без особого труда отобрав у парнишки обрез, Чубаров отпустил пленника, но переместился так, чтобы преградить выход из подвала. Тот сразу же перекатился на пузо, ловко вскочил на четвереньки и отполз к стене. Максим уселся на нижней ступеньке, сунул «вальтер» в карман, перехватив при этом встревоженный взгляд паренька, взял его обрез, поднес ближе к глазам.
– Где взял?
– Пошел ты…
– Я пойду, браток. Я далеко пойду. А вот ты с этим – не дальше соседней улицы. И то если повезет. Где взял, спрашиваю?
– Сволочь…
– Кто?
– Ты! Стреляй, не буду ничего говорить…
– Ладно, – хмыкнул Чубаров. – Я тебя сначала выдеру. Потом, так и быть, отведу к мамке или кто там у тебя… Ну, или к пацанам твоим, компания есть поди… Вот. И расскажу, как ты храбро держался с немчурой поганой. В общем, герой ты, браток! И хватит.
Говоря так, Чубаров одновременно возился с обрезом, и когда закончил свою короткую тираду, управился с казенной частью – теперь то, что когда-то было винтовкой системы Мосина, его умелые и привычные к подобным занятиям руки превратили в бесполезную и безопасную детскую игрушку. Закончив, Максим кинул ее к ногам парнишки. Тот машинально подхватил обрез, наставил на противника, но сразу же опустил, разжал пальцы.
– Давай теперь серьезно… Мне базарить с тобой тут некогда, шкет. Зачем палил? Не ясно разве, что услышат?
– Пускай себе слышат. В городе каждый день где-то стреляют.
А вот этого обстоятельства, которое вполне объясняло относительное спокойствие после выстрела, Чубаров, и правда, не учел.
– Ну, разве так… Понял уже, что не в того шмалил?
– А я не в тебя…
– Ты культурно веди себя, – прикрикнул Чубаров. – Я тебе в бати гожусь, щенок.
– Убили батю. В сорок первом еще…
– Кто живой?
– Мать… Сеструха, только она с вашими не гуляет! Ну, не гуляла…
– Так. Она где?
– Угнали. В Германию, той осенью еще… Могла остаться, если бы с немцами закрутила. Ходил тут один…
Только теперь до Максима истинный смысл происходящего окончательно дошел.
– Так ты, значит, не в меня целился?
– Надо больно! И нельзя. За убитого немецкого солдата или офицера людей вешают.
– Видишь, умный ведь, сам все понимаешь. А вот если бы в меня попал? Или поймали?
– Я тут давно все ходы знаю. Забодаются ловить, – голос парнишки окреп, Чубаров теперь слышал явный вызов.
– В девушку палил, выходит… Нехорошо.
– Овчарка она… Пускай боится!
Максим пока еще только думал, как поступить. И уже жалел, что кинулся в погоню за парнишкой, невольно раскрывшись. Однако в его пользу работало то обстоятельство, что паренек, поняв, что имеет дело с русским в немецкой форме, пока, вероятнее всего, думает, что он – все равно враг. Мало ли наших служит фрицам… Разубеждать его в обратном не хотелось.
– Значит так, народный мститель… На первый раз – только на первый, понял? – я тебя прощаю и отпускаю к мамке. Если хочешь, чтобы она пожила еще, ты тоже вместе с ней, соседи ваши, кто там еще… Ну, ты понял меня: сиди тихо, не высовывайся, по людям из засады больше не стреляй, тем более, что стрелять ты еще не наловчился. Кто с кем в городе гуляет – это не таким соплям, как ты, решать. Огрызаться будешь – разозлюсь, тогда уже по-другому поговорим. С мамкой твоей поговорим, как такой расклад?