Спасти СССР! «Попаданец в пенсне»
Шрифт:
— Если ты, тупая пизззда… еще хоть раз… хоть одно слово… хоть просто косо на мою девочку посмотришь… Придушу. Я внятно говорю?
— Хр!
— Вот и хорошо. И ещё добавлю — пикнешь, глаз на жопу натяну и моргать заставлю. Где куртка?
— Хр.
— А, понимаю, завалялась случайно в шкафу… Надо же! И в новый пакет сама собой упаковалась! Очень мило с её стороны. Так что смотри мне, курва… жить-то небось хочешь?
— Хр.
— Хочешь-хочешь. По глазам твоим блядским вижу. Так что впредь веди себя прилично… мне слава как о скандальном родителе не
В России хамы всегда воровали. На вот тебе на прощанье, — сунул ей под ребро кулак добрый и отходчивый Николай.
— Хрюк.
— Пойдем, доченька, скажи тёте до свидания! Нет, с тётей всё в полном порядке, какая ты у меня заботливая…
… — Папка, какой ты у меня глупый! Ведь это киндер для МАЛЬЧИШЕК!
21 августа 1991 года. Шестнадцать часов тридцать минут. Москва, лавочка на бульваре
У станции метро «Площадь Ногина», напротив Политехнического музея, уютно сидели на бульваре два джентльмена, два вечных пиковых жилета…
— Вот послушайте, Иван Петрович, что «Куранты» пишут: «Верите ли Вы в Бога?» — обратите внимание, слово Бог напечатано с заглавной буквы…
— Да уж, Исаак Моисеевич, Емельяна Ярославского, в девичестве Губельмана, с его «Союзом воинствующих безбожников» на них нет! Таки шо?
— Да — сказали опрошенных 28 %, затрудняюсь ответить — 13 % опрошенных, из 27 % отрицательно ответивших на этот вопрос 30 % не верят ни во что, 11 % верят только в себя, а 2 % верят в добро, в высший разум, судьбу… А вы сами-то в Бога, я извиняюсь, верите?
— Главное, чтобы Он в меня верил… Во всяком случае, вероятно, мы с вами довольно скоро достоверно узнаем, есть ли Он!
— Вы лучше за себя говорите, Иван Петрович…
— Какой вы оптимист, Исаак Моисеевич! А кстати, можно мне задать вам один нескромный вопрос?
— Давно уже нет…
— Похабник вы старый. Как тот кот — что и постится, и уж постригся, и даже великую схиму принял — а всё сметану во сне видит…
— Чья бы корова… а кто давешнюю секретаршу по коленке гладил?
— Да я бедную девочку просто успокаивал. По-отечески!
— Извращенец. Грязный старикашка!
— Протестую! Я старикашка чисто вымытый. Нет, я всё же не про то… скажите, если не секрет, конечно, вы за что сидели?
— За У Тана.
— Это кто же такой?
— Забыли? Эх, вы… Фирса забыли! [86] Это Председатель Организации Объединённых Наций!
— ?
— !
— Ну, расскажи-и-и-ите…
— Ладно… Короче, от станции метро «Кировская» шёл трамвай, девятый [87] номер…
86
Чехов. Вишнёвый сад.
87
На самом деле, третий.
— На площадке кто-то помер?
— Ах, если бы… Итак,
На лавочке сидит дурно одетый гражданин, который держит на коленях большой потёртый портфель… натурально, контролёр спрашивает у него билет.
Билет стоил три копейки, езда без билета — один рубль…
Гражданин открывает портфель, начинает в нём рыться — и вываливает портфель на пол вагона. Потрясённые пассажиры и контролёр застывают в изумлении, потому что весь портфель туго набит смятыми, грязными купюрами — от рубля до сторублёвок!
Гражданина задержали — и в «полтинник», сиречь в пятидесятое отделение милиции.
Оказалось, что это некто Брониславский, главный инженер Малаховского лечебно-трудового профилактория Минздрава РСФСР…
Только не подумайте, что там содержались буйные алкоголики! Нет, там тихо жили и мирно трудились себе вполне тихие барышни, поступившие из Московской областной клинической психиатрической больницы, что на улице Восьмого Марта, на трудовую реабилитацию…
Однако же деньги у Брониславского изъяли до выяснения, а в Облздрав отправился компетентный товарищ!
И что же он там нашел?
— Что? Следы международного заговора?
— Именно! Письмо, причём коллективное, от работниц ЛТП в ООН, лично господину У Тану, с жалобой по поводу нарушений в организации социалистического соревнования! Будильник призовой дали не той бригаде.
— Соцсоревнование в дурдоме?
— Именно так и подумали компетентные товарищи, но решили учреждение всё-таки проверить…
И разъяснили, что некто Мурельман был назначен директором богоугодного заведения, где из мохера в порядке трудотерапии больными вязались дамские рейтузы шерстяные…
Мурельман добавил немножко своих денег, и на этих же станках эти же больные с удовольствием стади вязать мохеровые шарфы, которые и реализовывадись на малаховском же рынке. Влёт шарфики уходили, да…
— И много на тех шарфиках можно было заработать?
— Да не так чтобы очень, всего пару миллионов в месяц… так что в коридоре у меня стоял сундук, где желающие могли взять себе зарплату — сколько считали нужным.
— Почто ж тебя не расстреляли, вырожденец?
— Да у меня же диагноз, неспецифическое поражение ЦНС мозаичного типа, исключающее вменяемость… Это у меня после контузии, мозги сквозь дырку вылезали наружу — заработал эту дырку я в десанте на Эльтиген. Но Золотую Звезду за Днепр у меня таки отобрали… и в Белых Столбах, в спецпсихушке, десять лет я потом честно отсидел. Ну а ты за что?
— Да, ерунда… за блокнот.
Полетел я в 45-м за Одер. Немцев тогда уже в воздухе практически не было… так что мы летали со всеми орденами, и с документами… и зачем я тот блокнот с собой взял? Просто забыл вынуть из планшета.
Налетел я на немецкий «флак», одна плоскость туда, другая сюда… Грохнулся. Пока был без сознания, меня и взяли, хорошо, что мирный фольксштурм, а не эсэсовцы… и в плену-то я пробыл меньше двух месяцев!
Фильтрацию прошел нормально, вернулся в кадры… и снова летал!