Спец
Шрифт:
Быстро убрав все амулеты, оставил только перстень и кольцо, в последнее все разряженные амулеты и убрал, после чего накинув френч, чтобы награды было видно, и держа в руках керосиновую лампу вышел на стук. В ворота так и ломились. Я был в обрезанных валенках-галошах, но при тросточке, так что подхромав к воротам, встав у калитки, поинтересовался:
— Кого там ночью носит?
— Спецгруппа НКВД, откройте дверь, у нас приказ на обыск.
— А откуда я знаю, что вы действительно из НКВД и ордер на руках имеете?
— Откройте калитку, мы вам его предъявим.
— Без шуточек мне.
Зашумев запором, я приоткрыл калитку. Но гости не пошевелились, на них смотрел ствол «Парабеллума». Осмотрев двух командиров, бойцы толпились позади, я требовательно приказал:
— Документы
Мне предъявили документы, которые я внимательным образом изучил.
— Всё в порядке. Закон есть закон, осматривайте, — распахнув калитку, разрешил я, возвращая бумаги и убирая оружие в кобуру. Ремень я на поясе не застёгивал, на плече висел.
Сам я отошёл в сторону, подсвечивая, так что бойцы быстро стали разбегаться по двору, трое в дом прошли, а мы с командирами проследовали за ними. На крыльце, оббивая снег с галош, я поинтересовался:
— И чем я так заинтересовал вашу службу? Чем бывший фронтовик так привлёк ваше внимание?
— Сигнал поступил, — уклончиво сказал лейтенант, старший в этой группе.
— А, ну если поступил, то тогда конечно.
Мы прошли в избу, и лейтенант поинтересовался, осматриваясь:
— Вы один?
— Ну да. Жена в ночную в госпитале.
— Дежурство?
— Нет, смена. У них там вообще график странный. Сам там лежал, знаю о чём говорю.
— Понятно.
Дальше я лишь присутствовал при досмотре. Дома понятное дело обыск ничего не дал, я всё в кольце держал, но вот амбар, вот он меня неожиданно подвёл. Даже блиндаж не так внимания привлёк, как амбар. Бойцы там нашли кое-что интересное. А именно отчётливые следы танковых гусениц на земляном полу. Это да, этого я не предусмотрел. Масса техники была такова, что ямины оставляли солидные. Я как-то внимания не обращал, а сейчас жалею. Больше ничего такого не было, несколько пятен от масла или солярки, и разве что вдавленные следы колёс железнодорожной цистерны, которую я тут доставал и переливал из неё топливо по топливозаправщикам и бочкам разных машин. Всю цистерну опорожнил, но вот следы имелись, и бойцы, подсвечивая фонариками, изучили их.
— И что вы на это скажите? — поинтересовался лейтенант, изучив все найденные следы, даже пятна потрогал и испачканные пальцы понюхал.
— Сам удивлён.
— Судя по следам у вас тут тяжёлый трактор был, — сделал вывод лейтенант, не заметив, как я с облегчением вздохнул, видимо тот в бронетехнике совсем не разбирался, да и бойцы его не поправили. — А также тут были складированы запасы топлива. Что вы на это ответите?
— Как я уже говорил ранее, всё что найдёте, всё ваше. А эти следы объяснить не могу, они были при покупке дома.
— Свежие следы-то, — осмотрев углубление от одной из пар железнодорожных колёс, тот стал шнурком делать замеры ямы. — Не пойму, железнодорожные что ли?
— Ага, пути сюда продолжили, а тут вагон с рельс съехал, — хмыкнул я.
— Поговори мне ещё. Вот что, собирайся, с нами проедешь. Там поговорим.
— А основание?
— Умный больно? Давай, поторапливайся.
Мне дали собраться, я даже записку жене начеркал, ключи от дома у неё свои были, после чего меня погрузили в легковушку, стиснув с боков двумя бойцами из конвоя, и мы покатили в сторону управления. А на углу явно торжествуя наблюдал за всем этим участковый. Вот теперь должок у меня к нему был, явно он слил информацию. Если раньше тот пакостил по мелкому, то тут решил по-крупному сработать, старших коллег привлёк. Прибью гадёныша, если ранее тот моих намёков предпочитал не замечать, то сейчас мои руки были развязаны. Мы доехали до управления, где меня обыскали, ничего не нашли, только документы забрали, пистолет ещё на своей территории сдать пришлось, а вот кольцо и перстень на пальцах так и не нащупали. После этого меня сопроводили вниз, тут было два этажа камер, и поместили в одну, в достаточно плотно набитую. Да, трость тоже забрали, определили, что без неё я хоть и плохо, но могу передвигаться, и забрали. Теперь нужно место отвоевать на нарах, спать на холодном бетонном полу я не собирался.
— Фронтовики есть? — громко спросил я.
Сидельцы зашевелились на своих местах недовольно ворча, я бы тоже был недоволен если бы меня разбудили в полвторого ночи, однако фронтовиков, да и вообще военных тут не оказалась, обычная криминальная шушера. Я достал, зарядил и надел амулет ночного виденья и хорошо это рассмотрел. А вот это странно, с чего бы это, сорок рыл в тесной камере, и ладно бы в управлении милиции, но не в управлении же госбезопасностью? Они воришками не занимаются, если конечно те на немцев не работают или против правительства что не замышляют. Пресс-хата? А вполне может быть. Охранник уже ушёл, так что не дожидаясь ответной реакции, я открыл дверь. Сделал это просто, использовал амулет-помощник, быстро достав его из кольца, зарядив и надев. Вот так дистанционно управляя отлевитировал ключ и повернул его в замочной скважине. После чего покинул камеру и заперев её, всё равно те в такой темноте ничего не рассмотрели, даже силуэта, и направился дальше, изучая камеры. Нашёл одну, тесная с нарами и почти пустая, всего трое, двое в генеральской форме, третий полковником был. Лётчик, судя по синим петлицам. Хорошо их отработали, в крови и синяках. Открыв дверь, я запер её снаружи, вернув ключи на место и подойдя к нарам, их всего два было, тесная камера, пододвинул генерала, и устроившись на нарах, завернулся в шинель. Мне её оставили, шапку забрали, ремень без пряжки-амулета и шнурки, остальное им без надобности. Совесть у меня всё же взыграла, генерал в одном френче, а тут холодно, мёрз, так что скинув шинель я накрыл нас обоих и так вскоре уснул. Двое других спали на нарах у другой стенки, тоже без шинелей были. От друг друга грелись.
Утром меня разбудили. Потрясли за плечо, и делал это полковник, генерал, с которым мы спали вместе, сидел у меня в ногах, опустив ноги, и с любопытством смотрел на меня. Лицо побитое, сильно заплывшее, так что кто это я по нему не узнаю. Да и остальные не сильно от генерала отличались, разве что полковник, синяки свежие, видимо недавно тут.
— Ты кто? — спросил полковник.
— Лейтенант в отставке Крайнов, комиссован по ранению из рядов РККА. Был командиром зенитной батареи в Четвёртом армии. Сначала при штабе армии, а потом госпиталь охранял, пока не ранили. Две недели назад прошёл медицинскую комиссию и был вчистую списан. Нога повреждена, укоротилась на пять сантиметров. Женился, приобрёл на деньги полученные как наследство дом. По доносу оказался тут. Причём о чём донос не сообщили, при обыске ничего не нашли, но всё равно забрали. Это если кратко, если всё рассказывать, можно книгу написать.
— Фронтовик значит? — морщась и держась за челюсть, пробормотал генерал.
— Орденоносец, дважды награждён, орденом «Красной Звезды» и медалью «За Отвагу», — откинув полу шинели, показал я награды, у меня их не забрали, а вот у командиров их не было, только рваные отверстия на тех местах где были ранее награды. Это обнадёживало.
— Что орденоносец — это хорошо, только для нашей камеры ты званием не вышел, — сказал полковник, устраиваясь на своих нарах.
— Я комиссован, и по сути гражданский человек, так что теперь на звания, выше-ниже, мне плевать. А насчёт другой камеры вы правы, сначала в одну завели, та полна была, присесть негде, не видел, но по шуму определил. Я даже отойти от двери не успел, как она снова открылась, и другой конвоир меня к вам отвёл. Тут нащупал свободное место и вот устроился, накрыв себя и соседа шинелью. Вроде хватило, выспался нормально. Кстати, нас кормить будут, или тут как, на самообеспечении?
— Скоро баланду будут разносить, — ответил тот же полковник.
Снаружи в коридоре явно царил переполох, слышался топот, ругань, но мои сокамерники не обращали на это внимания, и я решил, что это обычное дело, так что тоже не отвлекался. Особо со мной старались не говорить, видимо посчитав что я подсадная утка, выведывать информацию подсажен, да и мне особо говорить с ними было не о чем, они даже не соблаговолили представиться, оставшись неизвестными. Когда наконец принесли завтрак, я возмутился, когда всем выдали пищу через раздаточное окно, а мне нет. Раздатчик даже глаза выпучил, заглядывая к нам в камеру: