Специальные события как триггеры социокультурных процессов
Шрифт:
Несмотря на то что понятие событие играет роль в онтологии, сопоставимую с понятием вещи, тем не менее событие не всегда приводит к результатам онтологически определенным: бытие одерживает верх над небытием у Хайдеггера или бытие просвечивается через небытие у Бадью. Несмотря на то что (у Нанси) событие всегда неожиданно для наблюдателя, а иногда и катастрофично, человеку свойственно увлекаться, заражаться событиями, чтобы преодолеть состояние «глубинной скуки» [86] .
86
Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. Пер. В.В. Бибихина. М.: Республика, 1993.
X. Арендт указывает на возникающий разрыв между внезапностью события и антропогенностью, сделанностью специального события. «Вполне оправданное в области создания представление, согласно которому действительным станет лишь то, что я собираюсь сделать, постоянно опровергается ходом событий, возникающих из-за поступка и всего чаще включающих в себя неожиданное. Действовать в модусе изготовления, соответственно мыслить в форме вычисления последствий, значит исключать неожиданное и тем самым само по себе событие». В ее работах появляется понимание того, что «внезапность» Бадью и Нанси – обязательный атрибут события, он не может быть у организатора или «изготовителя» события, для организатора событийность специального события отсутствует.
Концепт «событие» в трудах отечественных ученых
В своем курсе «Введение в философию права» Бибихин постулирует особое «право зрителя», которое является одним из естественных прав человека и есть не что иное, как «право на событие». Здесь присутствует определенная ирония, которая заключается в определенном имморализме, которое возникает у автора в связи с человеческой увлеченностью событием, его онтологической сущностью. «То событие событий, что есть мир, что есть человек, случилось раньше, чем мы могли его наблюдать. Мы его видим произошедшим. И теперь уже не так важно, решим ли мы, например, что все это сотворил Бог, или что все возникло случайно, или что мы сами во сне все создали, – все это толкование по следам события, которое совершилось слишком рано, чтобы человек успел при нем присутствовать. […] Философия вспоминает о раннем событии. В этом смысле, а не в смысле повторов все философы говорят одно» [87] . Вторым аспектом в понимании события у Бабихина оказывается зрелище. Эта тема соответствует хайдеггеровской очевидности и обнаженности бытия, в борьбе обнаженности и очевидности. Бибихин, в отличие от Хайдеггера, не останавливается на частичной реабилитации видимости, а сосредотачивается на эстетической событийности. Одним из важных наблюдений Бибихина является раскрытие события как триггера поведенческих паттернов. «Мы заняты – эвфемистическое выражение. На самом деле нас никто не захватил и ничто не захватило, заняли мы на самом деле и продолжаем занимать самих себя. Совсем другое начинается, когда мы по-настоящему захвачены. Захватить может только новое. Когда мы захвачены событием – другое нас не захватит – мы никогда не говорим […] что у нас нет времени. У захваченного – увлеченного – как раз оказывается время» [88] .
87
Бибихин В.В. Слово и событие. М., 2001. С. 19.
88
Бибихин, Владимир (2011). Лес. СПб.: Наука. С. 148.
Грякалов А.А. определяет событие как место, дающее возможность соединить в субъективном восприятии бытие и мысли. «Событие – место сборки. Место сборки различных объяснений. Место сборки символического и предметного. Соответственно, представление события может выступить как актуальная организация субъективности – в контексте (пост)современного сознания можно говорить о специфическом усилии представления» [89] .
А.Г. Черняков в своих работах исследовал роль времени в иерархии начал онтологии, выстраивая исследование темпоральности онтологии и события (события мысли: узнавание, понимание) от Аристотеля к Гуссерлю и Хайдеггеру. «Событие видения есть действительное восприятие такой чувственной формы без материи, а сама эта форма (эйдос) и есть действительно видимое. […] Материей события видения служит, разумеется, «действительно-сейчас-видимое», а это – чувственная форма без материи, воспринятая чувством. Понятое таким образом видение есть энергия и форма – форма, которая и есть определенная энергия, или энергия, которая имеет свою внутреннюю, энергийную форму (видение, а не слышание, удовольствие, а не боль)» [90] . Но «теперь» – определенность того или иного события (не зависящая от конкретного событийного содержания), полагает Аристотель, всегда себе тождественна. […] Мы видим, что Аристотелева дистинкция «теперь» как неизменного и как изменчивого не укладывается непосредственно в рамки известных онтологических различений: форма/материя (события?), субстрат (субъект) / его определения или (как пытается мимоходом толковать это различие Хайдеггер) existential essentia» [91] . «Что означает, вообще, постигать умом некую определенную вещь? В Аристотелевой ноэтике мы находим вполне определенный ответ: в событии умного схватывания (ноэсис) ум становится умопостигаемой формой вещи без материи» [92] .
89
Грякалов А.А. Контекст глобализации и философия события. Глобализация: Pro et contra: Материалы Международной конференции «Глобализационный вызов истории на рубеже тысячелетий: приоритеты российской культуры и искусства». – СПб.: Астерион, 2006, с. 22–32. С. 30.
90
Черняков А.Г. Онтология времени. Время и бытие в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера / А.Г. Черняков. – СПб. – 2001. – 460 с. С. 74.
91
Там же. С. ш.
92
Там же. С. 121.
Черняков рассматривает событие в темпоральном потоке реальности в мышлении. «Гуссерлева "новая точка зрения", сформировавшаяся в период работы над "Лекциями по феноменологии внутреннего сознания времени", состоит в том, что память хранит не просто некое ранее воспринятое содержание X, а это содержание как воспринятое, т. е. содержание вместе с его (бывшим) способом данности. Этот удержанный способ данности может оказаться незамеченным (может не быть предметом рефлексии), но его скрытое или явное присутствие определяет память как особую энергию присутствия воспроизводимого содержания. Иначе говоря, в воспоминании о воспринятом содержании X воспроизводится не просто X, но (бывший) акт восприятия X. С одной стороны, ноэма акта воспоминания отсылает нас к ранее воспринятому предмету или событию: Гуссерль говорит в этом случае о "первичной интенциональности". Но она предполагает также отсыл к прошлому акту восприятия, и это – вторичная интенциональность. Она позволяет перейти от припоминаемого предмета к воспроизведению в памяти акта восприятия этого предмета. И именно этот (латентно или патентно) присутствующий (истекший) акт восприятия позволяет толковать удерживаемое как ранее воспринятое, действительно бывшее со мной» [93] .
93
Там же. С. 324.
А.Ю. Вязьмин обращает внимание на создание алгоритмов поиска и выстраивания причинно-следственной модели конструирования реальности на границе математики и философии у Чернякова: «А.Г. Черняков в своей реконструкции исторической событийности взаимного влияния философии и математики эксплицирует следующие моменты: а) аналогию между методом "усмотрения сущности" (эйдетической вариацией) Гуссерля и методом Клейна для классификации геометрических структур, использующих теорию групп преобразований; б) исторический факт взаимосвязи исследований по психологии и по теории восприятия пространства в работах Гельмгольца (который, скорее всего, Гуссерлю был известен) с теорией непрерывных групп преобразований С. Ли» [94] . «Теория непрерывных групп преобразований, созданная Софусом Ли, появилась в тесной связи с идеями Германа фон Гельмгольца, во время его попыток отыскать верифицируемые события, которые позволяли бы совершать выбор одной из различных возможных геометрий физического пространства» [95] .
94
Вязьмин А.Ю. Зачем нужны математические модели феноменологии восприятия? В сборнике Философия и наука: проблемы соотнесения. Алёшинские чтения – 2016: Материалы междунар. конф. Москва, 7–9 декабря 2016 г. / Отв. ред. Т.А. Шиян. М.: РГГУ, 2016. 339 с. С. 123.
95
Черняков А.Г. Гуссерль: «генеалогия логики», конституирование пространства и ноэтическая геометрия // А.Г. Черняков. Об утрате очевидности: на пути к новой онтологии / Предисл. издателя Н.А. Печерской / Предисл. к издан. А.Ю. Вязьмина / Перев. с англ., франц, нем. под науч. ред. А.Ю. Вязьмина / Лит. ред. рус. перев. Р.Б. Рудницкого. СПб., 2016. С. 230.
А.В. Магун в своей работе «Отрицательная революция: к деконструкции политического субъекта» исследует понятие «событие» и связывает его с понятием негативности и революции. «Заменяя экзистенциальное понятие "акта", событие отличается высшей интенсивностью свершения, но при этом не исходит из воли субъекта, а имеет идущий извне, из субстанциальной жизни общества, из ее прошлого и будущего, характер. Наконец, при общей бюрократизации культурных и государственных институтов, событие есть понятие экстраординарного, которое и выбивается из порядка, и фундирует его, но не может само претендовать на нормальность и обеспеченную установленность». «Событие становится предметом амбивалентного отношения, которое, в конце концов, табуирует событие или сакрализует его, но в любом случае парализует субъекта» [96] . В другом своем исследовании Магун рассматривает центральное понятие «событие» в работах В.В. Бибихина, с точки зрения его эволюции в неклассической философии. У Магуна и Бибихина взгляд на событие, тождественное революции, различается в том, что у Бибихина революция (событие) – это то, что увлекает человека, придает его жизни смысл, и в этом отношении событие – одна из основных положительных составляющих смысла жизни человека. «Здесь налицо и ирония, и своеобразный имморализм, и онтологическая критика: высшее проявление человека – это захваченность событием, но желательно отдаваться ему с открытыми глазами, внимательно, видя онтологическую свободу события за закрепощением или страданием сущего» [97] . Магун выделяет у Бибихина набор существенных признаков: «Оно молниеносно. Оно захватывает (и одновременно позволяет захват вещей, пространств и времен). Оно предшествует сознанию и не дано ему тематически как предмет. Оно поэтому всегда повторно, имеет характер возврата (ренессанса, ре-волюции), но поэтому же взыс-кует «другого начала». Оно аффективно, головокружительно. Оно исторически конкретно (или: это историческое событие). Оно является и источником, и в то же время объектом права (права на событие). Оно самоценно и рефлексивно, ставит вопрос о себе самом и себя само под вопрос. Оно соблазняет и захватывает, дезориентируя и погружая в себя. Но при этом собирает человека воедино, в кулак. Оно оставляет само себя, свое ядро, неприкосновенным для субъекта и даже отталкивает его, приводя к отчуждению и демобизации субъекта» [98] [99] .
96
Магун А.В. Отрицательная революция: к деконструкции политического субъекта / А.В. Магун. – СПб. – 2008. – 416 с.
97
Магун А. Понятие события в философии Владимира Бибихина. Стасис. 2015. Т. 3. № 1. С. 156–176. С. 175.
98
Там же. С. 174.
99
Badiou A. L’Etre et I’iivfinement / A. Badiou. – Paris. – 1988. – 560 р.
Как уже упоминалось выше, основой философии события А. Бадью является «матема», а главным событием человеческой истории, как и у Магуна, и у Бибихина, и так далее – революция".
Основная задача политической науки состоит в преодолении отрыва от реальной политики. И здесь возникает потребность переосмыслить политику с точки зрения концепции «политического события» [100] .
Обозначенная концепция позволяет разрешить проблему методологического синтеза, поскольку в ней одновременно содержатся универсальные и сингулярные характеристики. Событие одновременно и уникально, редко [101] , и в то же время содержит новое начало, обнаруживающееся в разрыве с существующим порядком. Политическое событие происходит в пространстве публичных коммуникаций, оценка и рефлексия на события носят конвенциональный характер, но при этом не стоит редуцировать политическое событие, смешивать его с журналистским фактом [102] .
100
Сморгунов Л.В. Сравнительная политология: учебник для вузов / Л.В. Сморгунов. – М., 2012. – С. 235.
101
Нанси Ж.-Л. 2004. Бытие единственное множественное. Минск: Логвинов. С. 259.
102
Бадью А. 2005. Можно ли мыслить политику? Краткий курс по метаполитике. М.: Логос. С. 59.
Л.В. Сморгунов пишет, что событийность самой политики является признаком, отличающим ее от происходящего в других сферах жизнедеятельности общества. В ситуации определения политического события, согласно Сморгунову, оно не детерминировано, а зависит от сути событийного знания, является обнаружением идеи события, т. е. существа, происходящего самого по себе, является существенным признаком политического процеса, в отличие от остальных столон социальной жизни. «При событийном анализе следует, по-видимому, говорить не о каузальной, а о "темпорально-ситуативной сложности", которая меняет обычную логику "причина-следствие", "цель-результат", а следовательно рассмотрение политической реальности в виде последовательности состояний» [103] .
103
Сморгунов Л.В. Событийное политическое знание и его значение для современной сравнительной политологии // Полис. Политические исследования. 2011. № 1. С. 122–133.
Событие как способ разобраться во взаимосвязи философских понятий и их ситуативным смыслом, средой, в которой они возникли, рассматривается в работах К.А. Сергеева. «Человек может и способен в мире природных явлений, социальных событий и моральных актов установить какой-то порядок, соизмеримый с его внутренней организацией, с его душевной и духовной структурой, с упорядоченностью его нравственности и его способности суждения» [104] . В исследованиях Сергеев рассматривает соотношение события и модели (схемы) как инструмент, выделяющий из философской наррации категории сущего и бытия. Такое соотношение отделяет их от идеологии и желаний автора, позволяет постигать сущее [105] . В его работах есть отсылка к понятию монады Лейбница, которая существует в бесконечной последовательности двух бесконечно малых состояний: событии и памяти. Событие позволяет выделить интенцию автора, особенно тогда, когда событие для него несет личную окраску, что особенно важно при рассмотрении исторических событий. У Сергеева событийность связана с процессом связывания мышления и сущего, создавая непротиворечивую картину мира.
104
Сергеев К.А. Философия французского Просвещения. Наука и сатира: Француз Мари Аруэ Вольтер (1694–1778). История философии: традиция и современность. СПб.: Издательский дом Санкт-Петербургского государственного университета, 2011. С. 186–187.
105
Философия истории философии: обязательность и навязчивость исторического: сб. статей / отв. ред. Е. В. Ма лышкин- СПб.: Издательский дом Санкт Петербургского государственного университета, 2012. – 224 с. С. 16.