Спецназ ГРУ в Кандагаре. Военная хроника.
Шрифт:
— «Вертушки» давай!
— Уже! — проворчал он и вернулся к увлекшему его занятию.
Суматоха первого огневого шквала спадала. Темп боя постепенно затихал. Пулеметы перестали захлебываться, били короткими очередями. Разведчики, видя, что «духам» не уйти, не торопясь выцеливали их.
— «Вертушки»! «Вертушки» идут!
Сквозь треск помех радиоэфира из «Ромашки» полился четкий, уверенный голос командира боевого вертолета. Он просил указать цели.
Гугин вконец растерялся, потеряв контроль над ситуацией, молчал. Эдик, как суфлер, стал подсказывать ему. Вот они уже объяснились с «бортами»,
В кузове забитой машины на треноге был установлен крупнокалиберный пулемет, сверху накрытый куском брезента. Промасленная ткань чехла, подожженная во время боя трассером, начала тлеть, вспыхнув, загорелась. Позже огонь охватил весь автомобиль. Определив костер как ориентир, летчик запросил обозначить рубежи его атаки. Командир мешкал: один из первых выходов — и сразу жестокий, скоротечный бой, враги, стреляющие в него с близких дистанций, и наяву, как в песне, «свистящий вой пуль над головой». Встревоженный бездействием командира, Саня крикнул ему, что нужно трассерами указать направление стрельбы вертолету огневой поддержки.
Гугин весь бой не стрелял, а пролежал на животе, на согнутых в локтях и поджатых под грудь руках, вытянувши в струнку свое длинное туловище. Даже голову приподнимал от земли, не отрывая плеч. Не меняя положения своего тела, работая одной рукой, извлек из ранца два магазина и перебросил их лежащему в пяти метрах от него Александру.
— Наводи! — скомандовал Гугин. Саня, нажав на собачку, откинул магазин, защелкнул другой с трассерами, дослал патрон в патронник:
— Давай!
Саша легко вскинул тело, стоя на двух коленях, засадил длинной очередью в темноту весь магазин. Падая на дно окопа, с облегчением подумал: «Живой!» В сознании крутилось: «Это не все. Придется еще, блин, опасно!» Весь его опыт, нажитый на войне, кричал: «Берегись!»
Наводить вертолеты ему придется еще и еще, пока Ми-24, отойдя, не начнут обрабатывать дальние подступы к группе. Ощущение опасности, моментами перерастающее в чувство страха от того, что, стреляя трассерами, явно демаскируясь и не меняя позицию, он притягивает все пули к себе, уйдет. Боязнь заменит уверенность, даже какая-то лихость: «Нет, врешь, не возьмешь!» Во время коротких пауз он с интересом разглядывал Гугина. «Да он просто боится», — мелькнула мысль.
«Вертушки», отработав, ушли. Не дожидаясь приказа, ребята торопливо окапывались. Укрепив позиции, успокоившись, тройками стали досматривать ближние трупы. Эдик втиснул свое большое тело в окоп минеров, обратился к Сане:
— Справа от меня двое лежат. Пойдем, досмотрим.
— Пошли, — недолго раздумывая, согласился тот.
Разведчики, пригнувшись, проскользнули в темноту. Боевики лежали прямо по ходу движения автомобиля. Их оказалось больше, чем предполагалось, — четверо. Подкравшись к ним на несколько шагов, не вставая с колен, разведчики произвели контрольные выстрелы в голову. Выждав минуту, осторожно оглядываясь, приступили к досмотру. Эдик деловито выворачивал карманы, затем достал нож, стал обрезать лямки китайских нагрудников и снимать их с тел.
— Стволов нет, побросали, — тихо шептал он.
«Как быстро коченеют», — думал Александр, сжимая растопыренные холодные пальцы убитых, для того чтобы стянуть с кистей браслеты японских часов «Сэйко» — желанного трофея.
— Смотри, справа еще двое.
— Нет, далеко не пойдем. Утром.
Низко пригнувшись, а где и ползком ребята вернулись назад в окопы.
Крестьяне, сбившись в кучу возле своих ишаков, на корточках просидели всю «войну» в ста метрах от центра событий. Как только стрельба стихала, раздавались крики: «Душман» — харап! «Душман» — харап!» Когда бой закончился, из толпы отделился один и, не разгибаясь, на четвереньках проворно полез по сопке. Поднявшись на вершину, в темноте безошибочно нашел Гугина, сел перед ним на колени. Грозя пальцем в небо, а второй рукой тыча его в грудь, стал выкрикивать:
— Харап! Харап!
— Это он говорит, что теперь нам «харап» будет. Может, в кишлаке еще «духи» есть?
Старик возбужденно размахивал руками, пытаясь языком жестов объяснить разведчикам, что им грозит опасность. Неизвестно, почему он так воспылал любовью к шурави. Может, потому что банда была не из местных. Вооруженных чужаков не любят нигде. Может, полагал, что спецназовцы теперь обязательно возьмутся за них.
Гугин, устав от его настойчивой фамильярности, отмахнулся от него и заорал:
— Да иди ты!
Старик, моментально уловив в интонациях командира шурави что-то родное, проворно развернулся, поднявшись с колен, рванул вниз, крича что-то на ходу. Его земляки вскочили на ноги и, торопливо подгоняя ишаков криком «чу-чу», погнали их от места засады только им известным путем в ночь. «Запомнят эту ночку», — подумал Саня.
Даже ветер на склонах затих
Дождавшись рассвета, спецназовцы приступили к досмотру убитых. Боевики разительно отличались от местных крестьян, захваченных ночью. Одежда на них была новой, из дорогих качественных тканей. Обувь под стать ей: кожаные сандалии с набитыми высокими каблуками были украшены металлическими клепками. От уже остывших тел исходил сладковато-приторный запах смерти, еще не перебивший до конца аромат розового масла — запах «душмана». Время не сотрет этот аромат в памяти тех, кому довелось ощутить эту тошнотворную смесь восточных запахов и розовой воды. Ее невозможно спутать ни с какими другими запахами.
Было очевидно, что это не те члены гордого «пуштунского» племени, из века в век обрабатывающие землю, а при необходимости с оружием в руках защищающие ее. Это были люди, хорошо уяснившие, что труд лишать жизни оплачивается гораздо выше, чем, каждодневно изматывающий плоть, крестьянский. Наемники. И когда шурави уйдут, они продолжат убивать. Их богом был автомат Калашникова.