Спецназ Лысой Горы
Шрифт:
– Алекс, я думаю, это не то. – Череп под ногой Алёхина раскрошился с легкостью… старого черепка. – Давай в следующий раз поищем в каком-нибудь более приятном месте.
Глава третья
Тонкая льняная нить
Бывает, недослышал, а оно и к лучшему.
Есть вещи более приятные, чем наблюдение за огнем, водой… Мне нравится, как Карина работает со своей любимой шпагой. Обнаженное женское тело и обнаженная сталь – и я не знаю, что острее и что ранит сильнее… Всё это – в метре от моей кровати – и как-то снова трудно сосредоточиться на ее лице. Карина двигалась не быстро, но с той точностью, что заставляет восхищаться
Боюсь, в фехтовании мне ее нечему учить, зато я почти разобрался в сложном рисунке, украшающем ее ягодицы. Ночью мне это не удалось. Никогда не видел крыльев, размещенных на таком… не самом пернатом месте. Если Карина чуть-чуть повернется, я смогу понять, голова какой птицы украшает ее крестец…
У меня – почти идеального – есть одна вредная привычка – никак не научусь запирать дверь. Дверь открылась и закрылась. Алиса увидела. Надо полагать, показательные выступления Карины повлияют на изменение стоимости жилья, и то, с какой скоростью Карина закуталась в халат, – не поможет. Цены растут быстрее.
Дверь открылась снова. Есть кое-что похуже цен – лейтенант Костяного отделения, который решил испортить вам утро.
– Еще не завтракал? – В словах Алёхина слышалась явная надежда, что я по какому-то чудесному совпадению совместил сегодня завтрак с обедом, ужином и завтраком следующего дня.
– Нет.
– Повезло. Пошли, нагуляешь аппетит…
– Я с вами, мальчики?
Карина новенькая. Не знаю, как именно это произойдет, но слово «мальчики» – нелучшее, какое она могла выбрать, и Алёхин обязательно что-нибудь придумает, чтобы Карине это врезалось в память.
– Конечно, с нами, куда же мы без наших девочек… – Алёхин не договорил, он был занят – ровно столько, сколько понадобилось Карине, чтобы сбросить халат и одеться на глазах у лейтенанта. Может быть, этого достаточно, чтобы Алёхин ее простил?
Киев стоит на холмах. Это отражает истину, но не полностью. Холм подразумевает движение – вверх или вниз. В переулках между Прорезной и Малой Подвальной всё сложнее. Отчетливо понимаешь, что не идешь по горизонтальной плоскости, а всё равно направление угадываешь с трудом. И ведь знаешь, что выше Лысой Горы не забраться, а ниже Днепра не спуститься, но не веришь. Вокруг – одни стены, и очень хочется, выходя из дому, брать с собой побольше хлебных крошек – просто для спокойствия. Просто чтобы, глядя на эти развалины, твердо знать: это не последний пейзаж, который видишь. Алёхин считает, что у меня паранойя. Это радует. Действительно – разве можно заблудиться в собственном дворе? У меня это однажды получилось. Сегодня мои шансы потеряться были минимальны. Нас было слишком много. Возле ничем не примечательного входа в подвал, который с другой стороны дома, по необъяснимым законам местного рельефа, превращался в чердак, собрались остальные члены Костяного отделения и пара мечей. Зачем они расступились и дали нам пройти?
Мертвый человек – довольно неприятная вещь. Человек, который умер из-за того, что с его костей содрали всё, что мешает ему стать просто скелетом, не радует вообще. Но то, что мы видели, было хуже. Это был труп, который находился в промежуточном состоянии между просто трупом и скелетом. Гибрид. Кости ободрали, но не до конца. Как раз то, что не нужно видеть никогда и ни при каких обстоятельствах.
Девять человек старательно смотрели куда угодно, но только не на то, ради чего они здесь находились. Невозмутимым остался только лейтенант. Наконец-то каждый может понять, насколько он крут. Вот мой ученик не крут – Данила пошел что-то изучать за угол. Судя по доносящимся звукам, делал он это с надрывом.
– Патруль спугнул, – снизошел до объяснения Алёхин, – нет худа без добра, сбились с маршрута, а тут – здравствуйте! Жаль, не догнали – быстрая, хотя, может, гвардейцы и не спешили особо – кому охота без кожи остаться…
– Ты сказал «быстрая», и ты сказал «патруль»?
– Алекс, с утра ты хорошо видишь, но плохо слышишь…
– Патруль спугнул женщину?
– Кто-то невысокий, худой, в платье, длинные рыжие волосы… продолжать?
Можно было бы – и всё это на расстоянии в хорошие двадцать метров, которые довольно быстро превратились в бесконечность, – потому как не догнали.
– По поводу женщины я понял, лейтенант, а давно в Киеве появились патрули?
Вот умеет Алёхин – не отнять у него – посмотрел и понимаешь: даже сто отжиманий не спасут тебя от презрения лейтенанта, и все равно хочется немедленно упасть и отжаться.
– Как так получается, Алекс? Живем в одном городе, служили вместе, друг другу спину прикрывали… А я до сих пор не пойму: что в тебе не так? С князем и ведьмами дружишь, а ничего не знаешь. Патрули – их Лоретта еще ввела. Ярослав хотел отменить, и, если бы не новый начальник королевской стражи, быть посему. Свято место пусто не бывает – ты не согласился, а Януш не побрезговал. Януш тоже от Лоретты остался – не знаю, чем он князя покорил, – я бы с Янушем в одном городе не остался, а князь не побрезговал его в Замке принимать. Сначала я думал, Януш на место Яковлева метит – нет. Он сразу на все места метит – в каждой бочке затычкой хочет быть. Сам маршруты патрулей чертит, сочинил какую-то новую схему налогов, что-то с караванщиками мутит… – наплачемся мы еще с ним. Яблочко хочешь?
Алёхин добился своего. Позавтракать я сегодня не успел, но мой желудок все еще помнил про ужин. Градус моей крутости упал, градус крутости лейтенанта зашкалил. Вероятно, именно благодаря градусу своего склоненного тела я и заметил то, что, скорее всего, не играло никакой роли. Волосок. Ниточка. Тонкая, светлая, почти незаметная. И вполне заметная отметина на руке. И если присмотреться – на ноге.
У меня появилось срочное желание подумать. Такое случается редко – поэтому реагировать нужно быстро. Реагировать – означает оказаться в месте, где помех для процесса будет минимум. Я отправился домой. Не знаю, что подумал Алёхин. Поблагодарил судьбу за то, что ему не придется делиться яблоком. Не знаю, что подумала Карина. Быть может, теперь узор на ее нижних округлостях предстоит разгадывать кому-то другому.
Дом, в котором я живу, если и отличается от соседних, то не сильно. Алиса следит за порядком и за тем, чтобы никто из жильцов не сломал себе шею из-за ветхости стен и перекрытий, – но не более. Поэтому удивляться тому, что на черной лестнице перила начинаются со второго этажа и представляют собой толстенную веревку, место которой скорее где-то на причале, чем на лестнице, – не приходится. Кусок этой веревки и лежал сейчас на моем столе, а рядом лежало волоконце, подобранное на месте преступления. Оба предмета сделаны из льна, и один из них сильно похож на часть другого. Если бы сейчас кто-то вошел и сказал, что Алиса и есть ведьма, которая собирает черепа, я бы не удивился. Я бы сказал – очень может быть. Я бы спросил, нашли ли у Алисы рыжий парик, а потом задал бы еще один вопрос. Если Алиса ведьма, то зачем, перед тем как убить жертву, она связывала её по рукам и ногам? А если жертва уже связана – зачем тратить силы и колдовать: не проще ли просто отрезать голову?
Наверное, еще стоило бы сказать: если определять убийцу по наличию у него льняной веревки, придется повесить довольно большое количество горожан. Настолько большое, что оно может возмутиться и с успехом начать вешать в ответ.
А пока гвардия патрулировала Лысую Гору, а мечи патрулировали гвардейцев. Сильно не хватало кого-нибудь, кто патрулировал бы мечей. Я бы непременно занялся этим увлекательным делом, если бы не уверенность, что рано или поздно найдется патруль и для меня.
Почему-то мне захотелось пообщаться с майором Яковлевым. Для каждого, кто хоть раз с ним общался, желание довольно странное… Альтернатива этому была – приятная, но довольно длинная… И для нее непременно нужна была пятница. Если нужно прочистить мозги, у меня есть особый пятнично-воскресный обряд. В пятницу я начинаю с пива «Княжевич», потом перехожу на водку… Субботу я не помню. В воскресенье утром я обретаю себя. С болью от проделанного. К понедельнику боль проходит. Обряд очищения завершен. Может быть, сказать Яковлеву, что он – моя пятница?