Спецназ Лысой Горы
Шрифт:
Невысокий человек с топором в руке направлялся к Феде. Это был Илья.
Мишель достаточно хорошо знал брата своей супруги, чтобы понимать: если тот что задумал – его не остановить, особенно сейчас, когда его топор уже вынут из чехла. Знал он и то, что вспыльчивость у Ильи показная, брат жены спонтанных решений не принимает. У него было право, у него была сила, чтобы это право отстоять. И это не было ни глупо, ни рискованно – это было правильно. Правильно для Ильи и невозможно для Мишеля, даже если бы Мишель был мастером фехтования.
Топор
Они пожали друг другу руки и сошлись. Федя расставил ноги пошире, перехватил меч, прикинул, как лучше свалить противника, не покалечив, когда это случилось. Илья сделал быстрый шаг в сторону – и взмахнул топором. Без замаха. Просвистевший мимо спадон уже не играл никакой роли: вслед за своим мечом уже падал Федя, падал, как валятся под топором лесоруба огромные дубы – величаво, будто выбирая место падения.
Топор, выброшенный рукой Ильи, обухом пришелся точно по макушке Феди. Со стороны могло показаться, что Федя просто оступился и упал. Любой оступится, если получит топором по башке.
Илья, аккуратно переступив через распростершееся тело, подошел к столбу и двумя точными ударами умудрился перерубить цепь и разрезать веревку. Илья с Маришкой уже были у «Монстра», когда Мишель пришел в себя и потянул за собою Мари. Оставаться в лагере сейчас не казалось правильным.
Грузовик мягко заурчал и медленно покатился к выезду из лагеря, когда, чуть не попав под колеса, к кабине метнулась длинная тень. Илья дал по тормозам – перед бампером замер Федя. Вид у него был не очень, но, судя по скорости передвижения, череп был не самым уязвимым местом его тела.
Илья приоткрыл дверцу:
– Сказать чего хочешь?
– Предупредить. Дерешься ты здорово, только от ведьмы твой топор не спасет.
– От ведьмы? Сынок, кто, как ты думаешь, может учуять ведьму?
Вопрос для Феди был сложноват. Федя в принципе редко отвечал на вопросы.
– Обидеть хочешь? И так опозорил…
– Хочу совет дать. Учуять ведьму может только другая ведьма. Понимаешь меня? Ты поосторожней, вдруг в следующий раз кто-то додумается, что у тебя самого не самые обычные способности. Думаешь, для тебя хвороста не хватит или столба нужной длины не найдут?
Илья захлопнул дверцу и нажал на газ, не дожидаясь, когда Федя вникнет в смысл сказанного. У него будет достаточно времени.
Илья сменился и спал, мотор «Монстра» ревел, пытаясь убаюкать оставшегося за рулем Мишеля. Трехтонная махина мягко катилась по дороге, не замечая выбоин и кусков бездорожья, – под огромными колесами любая дорога кажется идеальным полотном. Прожектор выхватывал из ночи километр за километром. До Киева оставалось не больше двухсот.
Если вслушиваться в гул мотора, можно уловить скрытую мелодию, постепенно шумы уходят, остается только мотив. В такт появлялись и исчезали деревья, развалины, в такт поворачивала дорога. Мотив становился все сильнее, на очередном повороте Мишель еле повернул руль – он уже не вслушивался, но мотив был все сильнее. Он почти оглох, когда в зеркале увидел ее глаза. Он не должен был видеть этот взгляд, а может, она решила, что теперь ему уже всё равно – что он мог сделать? Только почти вслепую вести грузовик. Маришка смотрела, Маришка пела – и он слышал, каким-то шестым чувством, как всё реже дышит Илья и как Мари бледнеет, а щечки ведьмы наливаются цветом.
Наверное, Илья мог бы что-то сделать, но он спал и мог уже никогда не проснуться; может быть, что-то могли бы и Питер с Эриком. Мишель же смог только на очередном повороте недокрутить руль и всем телом навалиться на педаль тормоза.
Господин Алези пришел в себя от свиста проколотой подушки безопасности. Болело всё, но было хорошо. Потому что Мари, пусть и побледневшая, достала аптечку и рылась в лекарствах. В принципе, он был согласен терпеть эту боль всегда, лишь бы видеть, как Мари – живая и здоровая – что-то делает.
Сквозь ветровое стекло было видно, что Питер вытащил Маришку на улицу и пытается привести в чувство.
– Сынок, ты как?
Илья открыл дверцу и стоял на подножке, не забыв прихватить своего любимца.
– Могло быть хуже. – Мишель заставил себя улыбнуться.
– Где Эрик?
– Для Эрика хуже уже быть не может.
Илья подошел к Маришке и, отодвинув в сторону Питера, взмахнул топором. На этот раз удар был не обухом. Хватило нескольких сотен километров преодоленных за линией Большой Стены, чтобы отрубленная голова не казалась чем-то неуместным.
– Мы разве не должны были сдать её местным властям? – очнулся Питер, рассматривая кровь, впитывающуюся в его пиджак.
– Местные власти хотели её сжечь, так что, Петя, мы просто заменили один способ казни другим, более гуманным. И заплатил за мою гуманность – Эрик.
– Я не Петя, я – Питер.
– Питером ты был в Париже, а здесь ты Петя – привыкай.
Мишель смотрел на тело девочки и ничего не чувствовал. Так же как он ничего не почувствовал, когда задавил неудачливого гранатометчика. Он смотрел на Мари и знал, что, если она и Таша будут живы, он сможет давить, резать – и ничего не чувствовать. Он не знал, хорошо это или плохо, но это было.
– То, что она сделала с Эриком, то, что пыталась сделать с нами… Она же ведьма, а не вампир! – Питер довольно быстро пришел в себя от зрелища обезглавленной девочки.
– Любая ведьма или колдун может кормиться силой от людей, а еще лучше – от людей, у которых есть сила. Разница только в том, что обычный человек умирает быстрее, его выкачать досуха – проще, одаренный дает побольше, а особо одаренный может и посопротивляться. Но не во сне.
– Так же, как Трое кормятся от нашего мира.