Спецназ Третьей Мировой. Русские козыри
Шрифт:
– Лось, отвлекай!
Лосев высадил стекло и выпустил несколько слепых очередей. Каптри – всего одну короткую.
– Мошар, вперёд! Кроем! – скомандовал он.
Мошарук, с силой толкнув дверь, вывалился наружу и сразу же упал, откатившись в сторону. Несколько запоздалых одиночных выстрелов со стороны ангара.
– Крою! – заорал матрос и, привстав на колено, начал садить короткими в сторону ангарных ворот. Чуть ли не одновременно, как чёртики из табакерки, наружу выскочили Иванов и Лосев, одной длинной перебежкой добрались до створок ворот шахты и заняли позиции уже внутри.
– Мошарик, дуй сюда! – проорал Иванов, – дуй что есть мочи по прямой! А возле БТРа резко
– Вижу, возле правой стены, – ответил матрос и, долго не думая, стартанул прямо к ангару. Пока залегшие янки опомнились и скорректировали огонь, матрос был уже возле подбитого М113. SWATовцы взяли упреждение на движение, и пули прошили воздух в том месте, куда должен был выбежать Мошарук. Но тот уже мчался под прикрытием дымовой завесы к шахте.
– Охх, – ввалился он вовнутрь и откатился прямо по рельсам узкоколейки в сторону какой-то металлической будочки на выходе.
– Жив? – переспросил Иванов.
«Жив, жив, ив, ив, ив, и» – гулко грохнуло эхо под сводами.
– Ага! – ответил матрос, – тут наверно, если стрелять начнут, оглохнуть нахрен можно.
– Вот и не стреляй без команды! – прервал его командир группы. – Мошар, я знаю ты мародёр ещё тот. Ну-ка, пошукай в карманах курить.
– Тааащ каптриранг, я не мародёр, зачем вы так, – обиженно протянул Мошарук, роясь в объёмных карманах американской куртки, и тут же добавил, – «Лаки Страйк» будете?
Первый усиленный десантно-штурмовой взвод с приданным гранатомётным отделением, сразу же после десантирования потеряв всего десять процентов личного состава, приземлившегося на минные поля возле шахты, атаковал колонну американцев, пытающуюся вырваться на перевал. Янки попытались развернуться в боевой порядок, но толку от этого было мало. Гранатомётчики подожгли несколько тяжёлых бронеавтомобилей и БТРов. Первое и второе отделения сковали американцев боем. Третье обошло колонну с тыла и начало наступление в сторону шахты. В это время на посадку на аэродром начали заходить русские транспортные самолёты. Штурмовые группы, высадившиеся парашютным способом, уже взяли под контроль большую часть аэродрома и постов управления и наведения. Возле капониров с американскими «Геркулесами» вспыхнули несколько коротких перестрелок, но очень быстро утихли.
Воздушные диспетчеры, прибывшие с первыми группами в составе комендатур десантного обеспечения, завели «Ильюшиных» на посадку. С рамп приземлившихся самолётов в облаках дымной гари выскакивали боевые машины десанта и сразу же перестраивались в походный порядок. Колонна БМД, не останавливаясь, сразу же ушла в сторону перевала. Самолёты, разгрузившись, сразу же уходили со взлётной полосы, пропуская следующие. Из недр севших самолётов наряду с десантными машинами и прочей техникой выскочило несколько маленьких юрких ТПК (транспортёр переднего края) и разъехалось по всему аэродрому. Возле «Геркулесов» с транспортёров выпрыгнули несколько человек в лётных синих комбезах с коротышами АКС-У и принялись со знанием дела проводить осмотр захваченной техники.
Рота десантников-штурмовиков на боевых машинах плотно оседлала перевал. Поднимавшуюся навстречу колонну, возглавляемую начальником разведки острова, начали расстреливать из ПТУРов и пушек боевых машин десанта. Дорогу закупорило подбитой техникой, которую пришлось бросить и отступать в пешем порядке.
Центральную часть острова с аэродромом русские десантники захватили чуть больше чем за час. Морскую базу отрезали от центральной части и просто блокировали. Напрасно Родригес, организовавший оборону на морском направлении, недоумевал. По всем правилам русские должны были провести комбинированный штурмовой удар и с моря, и с воздуха. А они поступили вопреки всей логике боевых действий. Диверсанты заблокировали все морские выходы и вывели из строя катера, уничтожили батареи. Парашютисты, по обрывочным докладам, поступающим с центральной части, в течение какого-то часа захватили аэродром и разблокировали шахту, на которой уже неизвестно каким образом очутились те же самые диверсанты. А атаки с моря так и не последовало! Единственную горную дорогу перекрыли, закупорив её подбитой американской техникой.
Всё шло не так, как предполагалось и рассчитывалось. Оставалась надежда только на скорую гибель. Гаррисон должен поступить так, как ему предписывалось самой секретной инструкцией. Родригес про такую инструкцию знал, поэтому приготовился к смерти. Но опять всё случилось не так.
Когда полковнику сообщили о гибели последних трёх вертолётов и коменданта Диксона, он только крепче сжал губы, не выдав ничем своего волнения. Дальше всё побежало, покатилось, понеслось по нарастающей. Звонок от ФБРовца. Тот заполошным голосом сообщил, что вся его хвалёная команда не может выбить группу диверсантов, засевшую на крыше технического здания и не пропускающую вагонетку с подрывными зарядами вглубь горы. Даже груз с шахты, несмотря на помощь подошедшей роты, не удалось вывезти. В отчаянной попытке снять русских с крыши, расстреляв их из вертолёта, погиб Диксон. О'Кинли и Родригес выходили на связь с короткими докладами. Противолодочная сеть уничтожена, катера уничтожены.
С деревянным лицом зашёл Саймон и доложил, что над островом прошли русские штурмовики. С таким же лицом вернулся через несколько минут и доложил, что русские «Кандиды» (в американской классификации средний транспортный самолёт СССР ИЛ-76) начали выброску десанта. С таким же лицом сообщил, что русские самолёты прошли спокойно над «Гнездом Кондора», с которым уже давно нет связи. Когда на посадку начали заходить русские транспортники, Гаррисон решился. С таким видом, как будто ничего не произошло, заказал Саймону кофе и свеженабитую трубку. Выпил рюмку скотча и начал методически открывать сейфы с секретными документами. В тот момент, когда невозмутимый Саймон принёс кофе и трубку, Гаррисон принял решение. В последний раз ответил на телефонный звонок, узнав о том, что русские десантники уже оседлали перевал и не пропускают подмогу с морской базы, полностью отрезав её от центральной части острова.
Гаррисон встал, прямой как стрела, и подошёл к своей любимой картине. Взял чашку кофе и раскурил трубку.
– Разрешите идти, сэр, – напомнил о себе помощник.
– Саймон, что вы видите в этой картине? – глухо спросил полковник своего верного помощника.
– Хорошая картина, сэр. Разрешите идти? Мне по инструкции положено уже раскупоривать канистры с напалмом.
– Оставьте, я думаю, это уже не понадобится. Саймон, дружище, вы так ничего и не поняли в этой картине. Оно и понятно, в Мичигане… – тут речь полковника прервал сам Саймон и причём таким тоном, какого от него никто никогда не слышал.
– Сэр, это картина Александера Лоуренса Бельвьё, известного авангардиста шестидесятых годов нашего века. Отличался тем, что писал свои полотна в стиле старых фламандских мастеров, очень реалистично смешивая сюжеты мировой истории – как то «Гитлер на Ватерлоо», «Монтгомери в Фермопилах» и прочее. Эта картина одна из его последних.
Гаррисон с удивлением оглянулся на своего помощника:
– Саймон, я не думал, что в Мичигане…
Но Саймон снова непочтительно перебил полковника: