Спецназ в Афганистане
Шрифт:
Именно поэтому спецназ не мог позволить себе играть в гуманизм, когда ставкой была их собственная жизнь и выполнение задачи. Ветераны спецназа в своем большинстве говорят об этом, как о неприятной, но вынужденной необходимости. «По крайней мере, это честнее, чем лить крокодиловы слезы», — прокомментировал свои прошлые «грехи» один из солдат фарахского батальона.
Типичная ситуация произошла в Нангархаре зимой 1985 года. Группа афганцев, поехавшая на рейсовом автобусе в Пакистан, исчезла без следа в каменистой пустыне. Их следы отыскались несколько месяцев спустя. Родственники пропавших без вести совершенно случайно обнаружили на свалке разбитой техники, устроенной джелалабадским
Кроме смертельной угрозы, которую так часто влекла за собой неожиданная встреча со спецназом, существовала еще одна причина, настраивавшая население многих приграничных с Пакистаном районов враждебно к «лихим рейнджерам». Спецназ громил не только караваны, доставляющие оружие, но и транспорт с продовольствием, медикаментами, различными товарами первой необходимости, предназначенными для населения, пусть и состоящего наполовину из родственников исламских партизан.
Офицер баракинского спецназа, владевший дари, рассказал о следующем разговоре, происшедшем между ним и пожилым афганцем из баракинской «зеленой зоны»: «Мы сменили в Бараках батальон из советской десантно-штурмовой бригады, к которому местные относились более-менее спокойно. Нас же очень быстро возненавидели. Старик, с которым я разговорился, объяснил, что раньше из Пакистана в их кишлак беспрепятственно шла продовольственная и иная помощь. Прибывший спецназ не только стал громить местные вооруженные отряды оппозиции и их караваны, но и начал перехватывать всю гуманитарную помощь для мирного населения».
Сходные случаи происходили и в других районах страны. Ведь многие афганцы, не отыскав работы на родине, отправлялись на заработки в Пакистан и Иран. Оттуда они вскладчину, по признаку принадлежности к одному роду или племени, посылали небольшие караваны с имуществом для своих родственников, оставшихся в Афганистане. Эти караваны не имели отношения к тем транспортам с гуманитарной помощью, которые снаряжались оппозиционными силами. Однако для спецназа никакой разницы между этими и другими караванами не существовало. Они уничтожали их без разбора. Единственными караванами, которые беспрепятственно проходили сквозь засады спецназа, были караваны кочевых племен. Их не трогали, ибо на сей счет имелись строгие приказы и инструкции.
Лишь немногие из бывших солдат и офицеров частей спецназначения по прошествии лет искренне переживают по поводу жертв среди мирного афганского населения. Большинство же, признавая сам факт гибели безоружного населения по их вине, по-прежнему негативно относятся ко всем афганцам. Они считают, что все население в той или иной степени активно помогало моджахедам в их борьбе.
«Пастухи немедленно начинали прочесывать местность, стоило им где-то заметить зависание вертушек». — «Пастухи навели на нас «духов» возле Гумаль-Калай в феврале 1986 года. Насилу мы вырвались из окружения тогда». — «Для меня нет разницы между мирными и «духами». Все они одним миром мазаны». Подобные высказывания спецназовцев о «коварстве» местного населения и его поддержке исламских партизан не лишены основания.
Один из прапорщиков спецназа, будучи раненым, наблюдал, как после сражения, окончившегося в пользу моджахедов, старики и подростки из ближайшего кишлака прочесывали поле боя и добивали мотыгами и лопатами раненых спецназовцев. Естественно, он на всю жизнь запомнил увиденное, и сохранил ненависть не только к моджахедам, но и гражданскому населению.
Зачастую местные жители, выполняя задания моджахедов, добровольно предлагали свои услуги спецназу в качестве информаторов и давали ложные сведения, которые приводили к весьма печальным последствиям для «рейнджеров». Так, один раз, попавшись на дезинформацию, переданную местным жителем, одна из рот спецназа под Кандагаром вышла на засаду исламских партизан и понесла потери.
Офицер шахджойского батальона спецназа так определил свое отношение к «мирным» афганцам: «Я привык от них ждать больше неприятностей, чем чего-либо другого. Из этого складывается мое отношение к ним. Хотя среди них тоже есть вполне нормальные люди».
Его последняя фраза оставляет надежду на то, что со временем люди, воевавшие в составе «ограниченного контингента», поймут мотивы враждебного отношения афганского населения к ним. Этот же офицер признает: «Большинство афганцев считало нас захватчиками, «неверными» и интервентами, неизвестно ради чего пришедшими на их землю».
Непонимание, незнание друг друга, взаимная вражда предопределили отношения между спецназом и мирным гражданским населением. Запоздалые и во многом безграмотные мероприятия по оказанию продовольственной помощи, медицинского обслуживания местному населению в районе постоянной дислокации подразделений спецназа, проведение агитационной работы с целью формирования лояльного отношения у местного населения к советским войскам, не смогли изменить сложившегося отношения и перевернуть взаимно негативное мнение друг о друге.
Однако, среди гражданского населения существовала категория лиц, которые сотрудничали со спецназом. Как правило, ими являлись агенты афганской службы безопасности, советской военной разведки и некоторые кланы и семьи, испытывающие потребность во временном союзе с советскими войсками для решения своих проблем. Например, у какого-нибудь клана нет достаточных сил, чтобы разделаться с конкурентами или недругами из соседнего кишлака. В этом случае они поставляют спецназу данные, что в соседнем кишлаке постоянно размещается отряд моджахедов. Более того, они готовы дать своих проводников или даже воинов для непосредственного участия в акции.
Другой причиной сотрудничества было желание отдельных племен жить в мире с русскими, которые, по мнению афганцев, обладали очень большой военной силой. Сильных на Востоке уважают. Между такими племенами и ХАДом или ГРУ заключалось тайное соглашение, и «дружественные» афганцы без угрызений совести «закладывали» моджахедов, когда те пытались провести караван через территорию этих племен. Офицеры разведки из бригад спецназа иногда ездили к старейшинам сотрудничающих племен в гости, как к себе домой. Материальная заинтересованность афганцев в сотрудничестве со спецназом была практически исключена. Те 2–3 тысячи афгани, которые мог получить агент из числа местных жителей в случае, если его информация подтверждалась и спецназ дал «хороший результат», были смехотворно малой суммой. Один из офицеров, отвечавших за агентурную работу, в сердцах пожаловался: «Эти расценки, наверное, установили сто лет назад. У меня есть агенты, которые могут спокойно прикурить от пятисотафганиевой банкноты».
Конечно, попадались осведомители и проводники из числа очень бедных людей. Таким не препятствовали после боя выбрать для себя какие-нибудь ценные вещи из числа трофеев… Убедившись, что вооруженным путем справиться с исламскими партизанами не представляется возможным, советская сторона стала проводить работу по перетягиванию на свою сторону влиятельных полевых командиров отрядов оппозиции, чтобы обескровить «джихад». Оказалось, что дешевле свозить моджахедов в Москву и организовать для них застолье с выпивкой в ресторане «Седьмое небо» на останкинской телебашне, чем вести жестокую и изнурительную антипартизанскую войну.