Спецназовские байки 2
Шрифт:
Только ротный через пару дней вскользь сказал:
— А зачем ты его добивал?
Игорек сделал непонимающий взгляд:
— Кого?
Ротный отвел в сторону глаза:
— Да никого… это я так… обознался… но ты все правильно сделал!
Пришел приказ: кто служит в Чечне, того увольнять будут раньше. А потом пришел приказ на дембель. Но Игорька он не касался. Ему еще нужно было отслужить полтора года.
А потом батальон снова бросили в бой. Дембеля идти в атаку отказались. Комбат построил их и под козырек отдал приказ: пройдете через эту огневую точку и сразу поедете
Дембеля в атаку пошли. Через несколько дней все они поехали домой на вечный дембель. В цинковых гробах.
А Игорек от боя откосил. У него вовремя поднялась температура, и он несколько дней провалялся в медроте. А там и бои на время закончились.
А потом снова батальон стал готовиться к большой войне. В Моздок в этот день пошла колонна, в которую попал и Игорек. В Моздоке машины остановились на пару минут у мини-рынка, народ сошел купить сигарет, Игорек тоже…
Он пробежал несколько кварталов, свернул в какой-то двор, забрался в подвал. Несколько часов сидел, боясь пошевелиться… и только одна мысль была в голове: «выбрался из Чечни»!
Ночью Игорек сбросил с себя все снаряжение, снял бронежилет, забросил в угол подвала каску, подхватил автомат и вышел на улицу. Идти долго не пришлось. Свернув к одному из частных домов, он уверенно постучался:
— Хозяин!
Ему открыли. Игорек вскинул автомат:
— Еду и одежду! Живо!
Через полчаса он уже был одет в спортивный костюм. Автомат Игорек забросил в кусты, прихватив с собой пару гранат.
На одну гранату он купил билет на поезд до Армавира. Потом он скитался по вокзалам, спал, где придется. В Новосибирске к нему подошли два милиционера:
— Документы, скотина!
— Вот мои документы, — сказал Игорек и показал им в одной руке гранату, а во второй чеку от гранаты.
Во Владивостоке сотрудники милиции были вежливее. Как только Игорек сказал им, что он сбежал из Чечни, парни из ППС помогли ему сесть на поезд до родного Арсеньева.
Перед родным домом он упал на колени и долго выл, заливая слезами калитку.
Потом Игорек несколько дней пил. Через год он сел. Дал кому-то в рыло и сел. Обычное дело для прошедших войну. Сидел он недолго — год. Но потом вышел, и все равно не смог зажить нормальной жизнью.
До армии я учился с ним в «фазанке», мальчишка ничем от других не выделялся. Разве что был самый маленький. В 1996 году я встретился с ним на встрече «участников», которую организовал городской комитет по делам молодежи. Какое-то время я поддерживал его как мог, воспитывал, нашел ему работу, но все было напрасно. Слишком сильное потрясение он пережил, будучи в Чечне. Вскоре он снова сел. Через год он вышел. Жизнь у него никак не складывалась. Он поехал работать во Владивосток — где-то на стройках, где его принимали за выходца из Таджикистана и охотно принимали на работу, а потом вышвыривали без зарплаты.
Мы сидели с ним во дворе и пили пиво. Говорили ни о чем. Никаких целей в жизни у него не было. Как-то он даже мне сказал, что хотел бы вернуться назад, в Чечню. Там хоть одевали и кормили.
Но до сих пор он числится СОЧ — самовольно оставившим часть по 205-й мотострелковой бригаде. Можете проверить. Эта информация
ГОРОД ГРОЗНЫЙ. КОЛЯН
Командир мотострелковой роты капитан Петров, пригибаясь, бежал через детскую площадку, над которой еще стелилась пыль после разрывов нескольких минометных мин.
Он старательно обогнул восемь трупов бойцов своей же роты, которые были убиты сутки назад удачным выстрелом чеченского гранатометчика, внезапно выскочившего из-за угла и саданувшего гранатой прямо в костер, вокруг которого сбились в кучу бойцы. Вот и согрелись…
А ведь еще неделю назад капитан Петров думал, что, погибни в его роте хоть один боец, его точно посадят. Однако вот уже ему довелось встретить в Грозном Новый Год, за который его рота уменьшилась наполовину, и сейчас он уже не думал о потерях. Они стали обыденностью. Даже трупы никто не подумал сложить куда-нибудь в угол. Всего лишь за одну неделю люди стали другими. Совсем другими…
Мотострелковый батальон занимал целый квартал панельных пятиэтажек. Чтобы захватить эти восемь домов, войскам пришлось умыться собственной кровью. Люди бились ожесточенно, на пределе своих человеческих возможностей. Предел должен был наступить, и он наступил. Как ни пытался Петров выставить сегодня утром пост на крайний дом, никто из бойцов туда не пошел. Капитан под угрозой оружия повторил приказ, но никто из его бойцов даже не пошевелился. Смертельно уставшие люди ничего не хотели делать. Большая часть оставшейся роты просто лежала в подвале одного из домов и наотрез отказывалась что-либо делать. Битье не помогло. Люди, вчерашние школьники, не могли, не хотели воевать.
Петров, не посмевший расстрелять за неповиновение своих подчиненных (а такие факты имели место), сам пошел на пост, прихватив с собой только одного контрактника — сорокалетнего мужика, который отвоевал в свое время в Афганистане, и знал, чем может закончиться такое настроение среди личного состава. Почти сразу на них вышли три десантника, которые сообщили, что организованный в соседней многоэтажной «свечке» пункт приема раненых просит эвакуировать двадцать раненых. Петров только ночью сплавил в тыл своих раненых, а тут еще эти. Он хотел отказать, но потом передумал.
И вот сейчас он бежал к своим бойцам, пригибаясь, обходя убитых и воронки от разрывов мин.
Водитель БТР-80 Колян тупо смотрел на своего командира, как тот появился из стены пыли, как призрак из ночной тьмы…
Коляна БТР-80 стоял кормой к стене панельного дома, укрытый от минометного обстрела мертвой зоной — мины падали метрах в пятнадцати перед носом, не нанося машине особого ущерба. Все навесное оборудование уже было снесено, а колеса, чтоб осколками не пробивало, были укрыты снятыми в подъезде железными дверьми. Двери уже были обильно посечены, но еще могли послужить. Еще три таких же «коробки» стояли в каменном мешке пятиэтажек в разных местах. Это все, что осталось от батальона за неделю боев в Грозном. Четыре бэтээра, да два десятка смертельно уставших солдат.