СПЕЦОПЕРАЦИЯ КРЫМ 2014
Шрифт:
Пришел и младший сын Кручининых Олег (мичман, недавно развелся с женой), пришла дочка Людмила с мужем – Богданом Любецким, офицером украинского флота. Еще был сват – Михаил Иосифович Любецкий (жена его умерла два года назад).
Первый внук Юрий (сын Павла и Натальи) на день рождения бабушки приехать не смог – был далеко, во Владивостоке, учился на последнем курсе военно- морского училища. Но позвонить Ольге Михайловне и поздравить ее не забыл.
На этот раз не было на семейной вечеринке и братьев Ольги Михайловны – Петра и Федора.
Майор Петр Сарматов
Федор Сарматов после увольнения со службы на флоте решил сделать карьеру в политике, и стал, как говорила Ольга Михайловна, «видным деятелем местного масштаба» – его избрали секретарем районной организации «Партии регионов». Он несколько лет назад активно вербовал в свою партию Александра Ивановича, но Кручинин ответил, что у него уже есть партбилет, выданный еще в военном училище (маленькая красная книжица с профилем Ленина на обложке хранилась где- то в домашнем архиве, последняя фиолетовая отметка об уплате членских взносов была там сделана в августе 1991 года).
Каждый раз, когда Кручинины собирались большим родственным кругом, Федор Михайлович Сарматов неизменно становился заводилой политических споров – да таких, что оба Любецкие, и отец, и сын, пару раз чуть не схватились с ним за грудки.
Второй внук Дмитрий (сын Людмилы и Богдана, которого еще с пеленок любовно звали Димушкой) учился на первом курсе севастопольской военно-морской академии имени Нахимова – его по какой-то причине в увольнение не отпускали. И деду, и отцу пришлось звонить в академию и уговаривать начальника курса Тараса Стельмаха дать нахимовцу Любецкому увольнение.
Пан Стельмах в итоге сжалился, но сильно пожурил и деда, и отца за «неправильное» воспитание Дмитрия – тот во время открытого соцопроса курсантов дал «чудовищно непатриотичные» ответы на вопросы анкеты.
– И какие же были ответы? – поинтересовался у пана Стельмаха Кручинин-старший.
– А вот такие, – отвечал Стельмах, – Вопрос первый: «Если бы вам довелось участвовать в Полтавской битве, на чьей стороне вы были бы – войск Петра Первого или гетьмана Мазепы?»… И что ваш Дмитро ответил? «На стороне победителя!»…
– Но не стороне же Карла XII ему быть, – недоуменно заметил Александр Иванович и с ужасом подумал, что брякнул не то, что хотел бы услышать Стельмах. И попытался сгладить разговор, – А какие еще были вопросы?
– «Кем, на ваш взгляд, был Степан Бандера – национальным героем Украины или преступником?»
Тут Александр Иванович закрыл глаза и прижал к уху телефонную трубку так сильно, словно это был пистолет, из которого он хотел застрелиться.
– И какой же был ответ? – спросил он начальника курса.
– Дмитро ответил: «Бандера был националистом и врагом Советского Союза»… За такие убеждения хлопца не в увольнение отпускать надо, а выгонять из академии!
Стоявший рядом
– Это капитан III ранга Любецкий.
Он слушал начальника курса, то хмурясь, то широко раскрывая глаза.
– Обещаю поработать с сыном, – клятвенным тоном говорил он в трубку. И уже – грозно, – Я вправлю ему мозги…
Когда розовощекий Дмитрий появился в квартире и вручил Ольге Михайловне букет ее любимых астр, отец решил сыну, как говорится, «боцманских капель прописать» – завел его в ванную и там негромким басом сурою выговаривал за «чудовищно непатриотичные» взгляды.
А дед с гордостью поглядывал на внука, когда тот вернулся за праздничный стол.
Было много теплых слов в честь Ольги Михайловны. Первым сказал их Александр Иванович. Вспомнил их давнюю-давнюю первую майскую встречу на Графской пристани, когда он был курсантом севастопольского военно-морского училища, вспомнил тихоокеанские и североморские гарнизоны, где в холодных домах офицерского состава приходилось кутать первенца Павла в лейтенантскую шинель. Вспомнил, как уже капитаном, в лютую зимнюю пургу, вез на бронетранспортере жену-роженицу до районного роддома, укрыв двумя офицерскими бушлатами. Тогда появился на свет младший сын Олег.
А когда Кручинин перевелся с Севера на Черноморский флот, сослуживцы подшучивали: мол, у тебя на каждом новом месте службы по сыну родилось, давай еще и черноморца. А вышла в итоге доченька – Людмила.
Закончил свой длинный тост Александр Иванович так:
– Офицер имеет право только в трех случаях становиться на колено – перед Боевым Знаменем, перед родником и перед матерью. Но я бы добавил еще… И перед офицерской женой!
После этих слов он грузно встал перед супругой на колено, взял ее руку и поцеловал.
Ольга Михайловна зарделась…
После Александра Ивановича говорила Людмила. Просто и от души:
– Дорогая мамочка, поздравляю тебя с днем рождения. Я где-то читала, что мама – это проводник между Богом и людьми. Именно благодаря тебе и Павлик, и Олежка, и я появились на свет....
– Межу прочим, и я имел к этому делу самое непосредственное отношение, – вставил Кручинин-старший, – и все дружно засмеялись.
Затем говорил Павел.
Обычно по-командирски немногословный, в этот раз он говорил долго:
– Мам, я хорошо помню наш военно-морской гарнизон на берегу Тихого океана, где ты служила с отцом в бригаде подлодок. Помню, мамуль, как мы ходили на пристань, когда папа не возвращался домой в назначенный день. Я бросал в океан камешки, а ты плакала так, чтобы я этого не видел.
Помню наш необустроенный северный гарнизон, когда папа простыл и попал в госпиталь с бронхитом, а мы с тобой и с крохотным Олежкой целый месяц жили в дырявой брезентовой палатке с прогоревшей буржуйкой. А ты колола тяжеленным топором дрова. Где изморозь покрывала по утрам байковое одеялко Олежки, а ты и его, и меня грела своим теплом. И мне было страшно, когда он закашлял кровью…