СПЕЦОПЕРАЦИЯ КРЫМ 2014
Шрифт:
Александр Иванович, слегка фальшивя, откликался:
Я верю, любовь помогаетВо всех испытаниях нам.Она моряку освещаетДорогу к родным берегам…Они еще не закончили петь, когда один за другим зазвенели мобильники Павла, Олега, Богдана. И у Димушки тоже забренчал телефон следом. Все четверо слушали что-то с хмурым выражением. Все четверо быстро оделись, попрощались и ушли – четыре военных куртки и четыре шапки исчезли с вешалки в прихожей.
Ушли
Расстроенная Ольга Михайловна прилегла в спальне – намаялась за день. Включила телевизор. На экране траурно кучерявился над Майданом черный дым, горели шины, мелькали лица, щиты, бейсбольные биты… Кого- то несли в карету скорой помощи…
А за окном спальни Кручининых – чей-то громкий крик, явно усиленный мегафоном:
– Крым – це Европа! Все – на Майдан! Крым – це Украина!
И гулкие, тревожные удары в барабан.
И еще крики:
– Януковичу – ганьба! Януковичу – ганьба!
«Боже, что же будет?… – тревожно думала Ольга Михайловна, и вздыхала, – Окаянные дни надвигаются на Севастополь, на Крым… Неужели снова революция?… С террором.. С белыми и красными»…
Беседа Кручинина с Любецким-старшим за опустевшим столом как-то не ладилась. И тот, и другой ходили все вокруг да около, остерегаясь прикоснуться к главному, как к заряженной морской мине.
– Давай, сват – за детей и внуков, – миролюбиво сказал Любецкий, поднимая наполненную Александром Ивановичем рюмку.
– И чтобы у них все было хорошо и мирно, – незатейливо добавил Кручинин, чокаясь со сватом.
Выпили, закусили.
– Я это… Телевизор включу, – словно извиняясь, сказал Кручинин, – Жуткая буча в Киеве творится. Как бы эта зараза сюда, в Крым не перекинулась…
На экране траурно кучерявился над Майданом черный дым, горели шины, мелькали лица, щиты, бейсбольные биты… Кого-то несли в карету скорой помощи…
– До чего Янукович довел народ! Терпение у народа кончилось… Вот и вышел на улицу, – осторожно говорил Любецкий, хрумкая огурчиком и кося взгляд то на телевизор, то на Кручинина.
Кручинин помалкивал, пытаясь подбирать нужные слова. Ответил:
– Насчет Януковича согласен, много дров наломал. Есть к нему много претензий у народа. Хотя у какого народа нет претензий к своим правителям?
– Снимать Януковича надо! – пылко продолжил Любецкий, наливая водку в рюмки, – Он сам себя в капкан загнал, когда дал задний ход в Вильнюсе… Когда отказался подписывать это… интеграцию с Евросоюзом… Вот сейчас и получает…
Кручинин изготовился к лобовой атаке:
– Ну, вообще-то, быть Украине в Евросоюзе или не быть, это не на Майдане надо решать. Это весь украинский народ должен решить… А его не спросили… Вот сейчас выйди на Графскую, спроси у любого севастопольца – а что даст членство Украины в Евросоюзе? Так он же наверняка лишь плечами пожмет… Вот эта затея с Евросоюзом, думается мне – это большая и хитрая игра. И главный смысл ее в том, чтобы Украину от России окончательно оторвать. И превратить ее в свой рынок сбыта.
Любецкий ответил:
– Большая политика – дело темное. Киев далеко, а Крым – вот он, здесь. И тут такое закручивается, что как бы твоему Павлу… в моего Богдана не пришлось стрелять…
Кручинин насторожился:
– Ты о чем?
– А о том, что на обоих черноморских флотах объявлена повышенная боеготовность… Сход на берег всем экипажам запрещен. Боеприпасы и провиант полным ходом загружаются. А тут еще крымский парламент воду начал мутить… Ну, ты же наверняка слышал… Депутаты выходом Крыма из состава Украины грозят… Уже какой-то опрос среди населения проводят. Ты понимаешь, как это может здесь повернуться?… И чем закончиться? Тут не только стенка на стенку, тут флот на флот пойдет!
Александр Иванович с мрачным выражением лица глядел куда-то мимо Любецкого, думая о том, что в его словах есть доля реального предвидения. И лишь вот эта фраза Любецкого – «Как бы твоему Павлу в моего Богдана не пришлось стрелять» – казалась ему страшным абсурдом, обжигающим душу.
– Будем надеяться, что до такого ситуация в Крыму не дойдет, – как-то неуверенно сказал он, – крымский Майдан нам не нужен…
– Ну, мне, сват, пора, – сказал Любецкий, поглядывая на часы.
Кручинин не стал ради приличия уговаривать его посидеть еще. Лишь предложил «на посошок» и пошел проводить Любецкого.
Вышли на улицу.
Уже было темно.
Откуда-то со стороны площади Нахимова доносились громкие митинговые крики: «Крым, Россия, Путин!», «Крым, Россия, Путин!»
А из другого конца той же улицы было слышно: «Крым – це Украина!»
Попрощавшись, Кручинин и Любецкий разошлись в разные стороны.
Александр Иванович достал из кармана мобильник и набрал номер сына. Женский голос в трубке сообщал: «Номер недоступен». Тревога шевельнулась в отцовской душе.
Едва он переступил порог квартиры, как Ольга Михайловна вышла навстречу ему с перепуганными глазами:
– Саша, с Павликом связи нет! И Люда говорит, что телефоны Богдана и Димушки тоже молчат…
– Успокойся, мать, – сказал он плохо скроенным бодрым голосом, – наши хлопцы не на курорте, а на службе. Тем более – в такой обстановке.
Павел позвонил лишь под утро. Ольга Михайловна вскинулась на кровати, мгновенно схватила трубку, которая лежала на тумбочке рядом. Сын коротко сказал ей:
– Мам, у меня все нормально. Уехал в гости к Соне. Не бес…
Тут связь оборвалась.
– Это к такой Соне он уехал? – недоуменно спросила мужа Ольга Михайловна.
Кручинин прытким офицерским умом сразу разгадал этот странный ребус сына:
– Ты что, забыла? У меня же двоюродная сестра Соня в Новороссийске живет… Значит, Павел ушел на своем корабле в Новороссийск…
На экране телевизора траурно кучерявился над Майданом черный дым, горели шины, мелькали люди…
После этого Ольга Михайловна наконец уснула, а Кручинин еще долго ворочался в кровати, пытаясь понять смысл неожиданного перехода сына в Новороссийск. Павел еще вчера говорил, что после похода в Средиземку на его корабле забарахлил правый движок и его придется с неделю держать в ремонте. И вдруг – этот срочный выход в море. На одном движке. А вдруг – шторм? Очень рискованная затея. Но почему такая срочность?..