СПЕЦОПЕРАЦИЯ КРЫМ 2014
Шрифт:
– А как себя вел «Беркут»?
– «Беркут» защищал народ. У «бандеровцев» в руках было настоящее оружие, а у бойцов «Беркута» лишь помповые ружья. И причем, одно на сто человек. Что они могут сделать? Экстремисты кидали «коктейли Молотова», слава богу, что они сразу тушили. Я нашла погасший фейерверк, который был обмотан пакетом, а внутри мелкие башмачные гвозди.
Украинские телеканалы показывали, что якобы мы крымчане напали на тех, с черно-красными флагами. Это неправда! Как мы могли на них напасть, если у нас не было оружия. Мы ломали скамейки, делали из дверей биотуалетов щиты, чтобы защищаться.
– Что случилось по
– 20 февраля мы поехали домой по дороге Киев – Одесса. Там и оказалась засада, устроенная вооруженными экстремистами. Они жгли костры, вероятно, это были шины. Наша колонна несколько раз меняла путь, чтобы избежать кордона. А при подъезде к Корсуню все началось.
– Что началось?
– Экстремистов было около полутора тысяч. Они были в масках, с битами, «коктейлями Молотова».
– Как им удалось остановить автобусы?
– Наш первый автобус забросали «коктейлями Молотова», так у них получилось остановить колонну. Потом этот автобус сгорел. Вообще из восьми остались целыми всего два. В первом ехали ветераны афганцы и представители казачеств. Они вышли и попытались нас защитить, но пострадали. Атаку экстремистов не смогли отбить, пять человек тут же полегло от выстрелов.
– Вы это видели?
– Я не видела, видели люди из других автобусов. Я видела другие смерти. Потом начали выгонять людей из автобусов. Заламывали руки за голову, заставляли становиться на колени и петь гимн Украины. Кто тихо пел, били по головам битами. Некоторых на морозе заставили раздеться догола. А потом сказали бегать по полю голыми. Если кто-то медленно бежал, били.
– Раздевали и женщин тоже?
– Нет, женщин не трогали. Женщины стояли на коленях и просили о пощаде. Мы умоляли их. Они нас материли, оскорбляли и угрожали разными пытками. Я видела, как водителю нашего автобуса выстрелили в голову из дробовика, другому мужчине руку прострелили. Одного мужчину пристрелили на моих глазах из охотничьего ружья.
– Что они говорили?
– Они кричали: «Вы – предатели нации, да за кого вы пошли, за президента этого?! А мы народ!». Среди них были женщины, которые били наших ребят. Они орали: «Вы, крымчане, позор нации!». Потом обыскали автобусы, перерыли все наши личные вещи, выкидывали из окон и сжигали. У меня забрали мелочь – гривен пять, духи и зарядку для телефона. На некоторых наших ребят озверевшие бандиты мочились, били касками, битами, арматурой. Все время угрожали, что «не приезжайте больше в Украину! Мы сами к вам в Крым скоро приедем – ждите нас!».
– Сколько времени это продолжалось?
– С четырех дня до 11 вечера. Мы милицию вызывали, они приехали и сказали, что «мы их, крымчан, не знаем». И уехали.
– А куда дели тела убитых?
– Бандиты сказали, что закопали на свалке, которая находится недалеко. Потом это подтвердили местные жители, которые нам принесли воду.
– Как вам все-таки удалось вернуться домой?
– Нас спасло то, что по этой же дороге крымский «Беркут» возвращался домой. Их тоже остановили. Милиционеры обменяли нас на свою амуницию. Вот так мы спаслись.
Я задаю себе вопрос: за что они нас так ненавидят? Кто их накажет за деяния? Эти люди обезумили и чувствуют безнаказанность… Что творите сегодня на Украине?…
Криницкий почти каждый день стал мотаться между Симферополем и Севастополем. И хотя рана на голове была пустяковой, он повязки не снимал. Более того – приказал
– Великий хамелеон твой Криницкий, – сказал Ивану отец, просматривая на свет ствол своего охотничьего ружья, с которым готовился идти в ополчение, – ему лишь бы к власти примазаться. Он не за Крым, он за свой бизнес, за свою задницу печется, а ты…
– Время сейчас такое, – со вздохом откликнулась мама.
– У порядочного человека совесть должна быть в любое время! – тут же огрызнулся отец. – Сейчас наступает время Потемкиных, а не Криницких! О Крыме думать надо, а не метаться между Киевом и Крымом, выгадывая свою корысть… Вот образуется в Крыму новая власть, и смоет этого Криницкого, как говно с унитаза!
– Саша, Саша, – миротворческим тоном продолжала мама, – ну ты сам подумай… Тогда и Ванюша потеряет хорошую работу у Криницкого…
– Можно иметь хорошую работу, но не иметь совести, мать, – ответил отец и пристально посмотрел на сына.
Если бы Иван не рассказал мне о своей жизни в то время, а я выдумал его жизнь, то по всем канонам «красивой литературщины» я обязан был устроить побег Потемкина от Криницкого еще там, в бурлящем февральском Киеве. И я, наверное, написал бы здесь, как Иван, перелопаченный картинами братоубийства в столице, прозревает, бросает Криницкого в Киеве и бежит в Крым. Я бы и дальше пошел – я бы заставил Ивана сбросить с себя новое итальянское пальто и даже лаковые туфли! И бросить все это в лицо Криницкому. А? И Потемкин, и Криницкий двигаются в Крым по одной дороге, но она у них разная. Сколько роскошной символики! Один едет по заснеженной дороге в теплом немецком «мерседесе», другой идет по ней полураздетый и в носках. И оба возвращаются в Крым. Но уже не в тот Крым, из которого они уехали две недели назад.
Ну а закончить эту главу можно было тоже не слабо – Иван с отцом вместе идет на митинг за возвращение Крыма в Россию, а затем вместе дежурят на блокпосту, ожидая прорыва бандеровцев во главе со Стрыем в Севастополь и в Симферополь.
Но ведь все было не так. Жизнь сложнее надуманных литературных сюжетов.
Отцу Ивана в митинговой давке у здания крымского Верховного Совета сломали ключицу и он лежал в гипсе дома. К нему в тот день зашел давний друг и напарник по охоте Андриевский – справиться о здоровье. А когда уходил – сказал читавшему книжку Ивану:
– Ты чего ж это сидишь дома? Там судьба Крыма решается, а ты тут… Подменил бы отца!
– Нет! – крикнула мама, мне хватит одного инвалида.
Худой и высокий, как Дон Кихот, Андриевский ушел, а Иван снова взял в руки книгу, но не читалось. Мешали громкие крики за окном. Иван вышел на балкон. По улице в сторону Верховного Совета шли толпы воинственно настроенных людей.
– Наши, наши идут, – услышал Иван за спиной голос отца, – эх, жаль, что я в гипсе…
Иван вышел на улицу и густой поток людей захватил, понес его. Отец махнул ему с балкона здоровой рукой. А мама прижимала платок к глазам. Тут и там люди чаще всего повторяли слова «Крым» и «Россия»…