Спецуха

Загорцев Андрей Владимирович

– Слышь, Тридцатый, а это точно те фигуранты?! Что-то уж больно они пофигистично себя ведут, и духан от них – как будто они всю ночь ханку жрали.

– Мы их от места посадки вели, а водку они действительно выпивали со всем прилежанием. Я сейчас своих запрошу; заодно доклад сделаю о том, что отработали на «пятерку». Наши на бригаду выйдут, оповестят центр боевого управления о том, что агентурная группа провалилась.

– Ну, давай, Тридцатый, выходи, связывайся! Мы пока шмотье их прошманаем и документы проверим.

Фээсбэшник

показал ему образец командировочного удостоверения, обратил внимание на то, какие росписи и штампы с отметками должны в нем быть.

К огромному сожалению, ничего запретного у «диверсантов» не оказалось. В командировочных удостоверениях было написано, что все они следуют на тренировочные парашютные сборы. Печати, росписи, – все как положено.

Начали раздаваться возмущенные крики:

– Зырьте, вон тот, с бородой, у меня труселя умыкнул и рулон туалетной бумаги!

– Дятел, не дергай ничего! Это же парашют спортивный! Я на него все деньги за последнюю командировку в Чечню потратил!!!

Степаныч начинал злиться: молниеносная операция по захвату спецназовцев оказалась каким-то фарсом. Пленные веселились от всей души, обзывали его «Александром Родионовичем Бородачом» и орали, что они с ним коллеги.

– Да что за херня! – заявил Степаныч и во всю глотку выдал витиеватую матерную тираду. – Васек, все окрестности осмотрели? Эти типы ничего не выкинули?!

– Не, шеф, все чисто! Тут со стороны вокзала микроавтобус «Истана» подошел, мы его досмотрели. Парашютист, главный с авиабазы, говорит, что за спортсменами приехал, прибывшими на сборы. Документы в порядке. Да и наши его знают.

Степаныч почесал подбородок и сплюнул. Потом он отвлек от работы второго фээсбэшника и попросил его узнать: проводятся ли сборы парашютистов.

Несмотря на раннее утро, тот добыл информацию довольно быстро. Он дозвонился до оперативного дежурного по бригаде спецназа, который подтвердил, что есть такое мероприятие, и даже назвал фамилию старшего команды и количество человек. Информацию по агентурной группе он наотрез отказался давать. Мол, связь открытая, озвучивать такие данные я не стану. Это не в моей компетенции.

– Приплыли, – резюмировал Степаныч. – Где этот Тридцатый? Отсодомировать надо его стадо зеленых орков!

Старший оперативник тут же появился, недоуменно пялясь на свой мобильник, зажатый в руке.

– Тут какая-то неувязка, – проговорил он. – Агентурная группа бригады выводится наземным путем, а это, похоже…

– Парашютисты-спортсмены это! И старший у них подполковник Еремеев! Вон он сидит, минералку хлебает, – буркнул Степаныч и сглотнул.

Ему ужасно хотелось пить после «полосатика».

– Отлично сработано! – восхитился младший опер. – А чего мы к этим-то прицепились?

– Сие нам неведомо, чего вы к ним прицепились, – ответил недовольный полицейский и вызвал по радиостанции всех старших подгрупп и водителей к себе.

Первым появился водитель

пассажирской «Газели», тащивший в руках огромную бутылку кока-кола. Степаныч, Док и Васек умильно вздохнули. Бутылка тотчас оказалась в руках у командира отряда.

– Ну, красава, малой, подсуетился, – заявил Степаныч, одобрительно похлопал водителя по плечу и принялся жадно откручивать крышку. – От кого кола? Или киоск какой вскрыл?… – осведомился он.

Водитель усмехнулся и ответил:

– Да нет, командир, я же не мародер, – парнишка с поезда угостил.

– Что за парнишка? – Степаныч уже до конца открутил крышку и приготовился отхлебнуть.

– Да молодой такой, подбежал, спрашивает, это не Степаныча отряд, вас знает откуда-то. Я говорю – ну да!

– Как выглядел? – Степаныча кольнуло какое-то нехорошее предчувствие.

– Да как… обыкновенно, я примет не запоминал. Говорит, передавай привет ему. Жаль, дескать, колбасы нет, а то я должен. Тогда колу передай, и бутылку мне сунул.

– Какой, к черту лысому, колбасы! – заорал Васек. – Что он сказал? Кто он?! Откуда?!!

– Да лыжник; говорил, типа на Олимпиаде в Пхеньяне был.

Пробка от бутылки выскочила из пальцев Степаныча. Кока-кола под бешеным напором газа огромной пенной струей обдала весь отряд, в том числе и фээсбэшников. На парашютистов напитка уже не хватило.

– Хватит херней страдать! – завопил один из этих парней, уже бредущих с сумками к вокзалу.

– Тридца-а-атый, блин! «Инфа – стопроцентная!!!», «с места посадки вели», вашу мать!!! Уничтожить бы этого Тридцатого! – в сердцах высказался Степаныч. – Теперь я знаю пароль и вижу ориентир: «тридцатых» уничтожим – спасем жопу и мир! Хер вы их поймаете, – это те самые поганцы!

Леня Ромашкин весело насвистывал и предлагал самым симпатичным особам женского пола купить у него китайский сервиз. Потом он ввалился в тамбур, где со скучающим видом мирно покуривали доблестные десантники-технари.

– Здорово, вояки! – бодро поприветствовал Ромашкин Пачишина и Пиотровского.

Он достал сигареты, попросил зажигалку, прикурил и тут же спрятал ее в карман:

– Как служба, военные? Говорят, скоро бабло будете бешеное зашибать?

– Леня, ты не переигрываешь? – с тревогой спросил Пиотровский, всматриваясь в майора. – В тамбуре, кроме нас, ни хрена никого нету.

– В роль вошел так, что за уши не оттащишь, – поддержал друга Пачишин. – Леня, брось армию – иди в торговлю! Смотрю, уже почти все замполитовские наборы продал. Ты поосторожнее, а то и стволы с патронами сдашь по дешевке.

Леня меланхолично выпустил колечко дыма и заявил:

– Черепан говорит, надо срываться с поезда. Наши спортсмены из парашютной команды по-любому в Петровске слезут – им удобнее оттуда до авиабазы добираться. Опера конторские поймут, что не тех вели, и снова кого-то на поезд подсадят.