Спецуха
Шрифт:
«Специальные учения проводятся с привлечением как оперативно-агентурных групп, так и разведывательных групп специального назначения, действующих в полосе оперативно-стратегических командований, с целью вывести из строя весь личный состав штаба (напрочь, чтобы в зюзю все ухрюкались; морковка, мясо и прочая шняга – от меня)».
Из рабочей тетради одного из офицеров одной из бригад спецназа некоего военного округа, слава богу, пока еще не единственного.
Глава 1
Главное –
Если бы не звонок оперативного дежурного на пункт управления, то совещание давным-давно закончилось бы, и все офицеры принялись бы выполнять сто сорок пунктов задач, которые необходимо было решить к вчерашнему завтрашнему вечеру.
Комбриг сделал ошалевшие глаза, ловким енотом метнулся на выход, обернулся, погрозил всем пальцем и заявил:
– Никому не спать! Черепанов, в окно не пялиться и по-китайски слово «хер» на партах не царапать!
Как только дверь за командиром бригады захлопнулась, офицеры дружно взвыли: рабочий день закончился минут сорок назад, как раз в тот момент, когда началось совещание. Сейчас полковник получит какую-нибудь новую мудреную задачу с самого верху и будет по этому поводу мыслить еще с часик, а потом новые, суперважные и необходимые задачи. Приезда комиссий никто уже давным-давно не боялся. Они в бригаде жили постоянно, некоторые даже прочно окопались. Кадровики сменялись воспитателями, те – тыловиками, автомобилистами различной ориентации, направлений и уровней.
Частенько в кабинете какого-нибудь психолога можно было обнаружить мирно подремывающего представителя инспекции по личному составу. Одного такого бригадная психологиня, обладавшая статями молодого Михаила Пореченкова, силой усадила за компьютер и заставила протестироваться. Полковник оказался полным имбецилом, склонным мочиться в постель и чрезмерно злоупотребляющим суицидом. Инспектор обиделся на компьютер и психолога, в результате чего бригада была отмечена в худшую сторону по морально-психологическому состоянию.
Моложавый подполковник, недавно назначенный на должность помощника командира по материально-техническому обеспечению, увидел, что комбриг убежал, и попытался взять власть в свои руки.
– Товарищи офицеры! – возопил он, подскакивая и потрясая в воздухе какими-то бумажками.
– Сядь, постылый, – осадил его помощник командира по физической подготовке, – а то два по полосе поставлю.
– Я – замкомбрига…
– Какой ты на хрен зам? Ты такой же помощник! Вот раньше зам был – матерый человечище, из ста сорока машин в бригаде только сорок не бегало, а теперь сто не ходят, и у солдат карамель по карманам килограммами валяется, – осадил его физрук, точно такой же подполковник на капитанской должности.
– Ну а что я могу поделать, – ответил тот и развел руками.
– «Баклан-2. Забастовка машин», – смотрите в парке и на складах бригады, – мрачно молвил сзади подполковник Черепанов и старательно выцарапал слово «хер» на английском.
Вернулся комбриг. Всем поплохело. Помощника командира по работе с личным составом даже слегка стошнило под стол.
Речь командира бригады была расцвечена яркими образцами русской словесности, основным из которых было то слово, которое уже по-французски выцарапывал Черепанов на соседней парте. Внезапно нахлынули учения из разряда тех, которые проводятся постоянно, типа «ЗАПАД», «ВОСТОК», «ЦЕНТР» и прочее. А народу-то и нет. Нынешний набор призывников девяносто третьего года рождения таял на глазах. На данный момент людей еле-еле хватало на наряды да обеспечение жизнедеятельности соединения. А директива-то уже по каналам военной связи несется. Комбриг, удержавшийся на своем месте лишь благодаря тому, что слил за штат неимоверное количество офицеров и достойно рапортовал обо всех досрочно выполненных веяниях нового облика, с приходом данного документа оказался в таком положении, которое тут же лаконично обрисовал Вова.
– Жопа! – заявил он и тут же внес предложение: – Может, лучше обратно в Чечню, товарищ полковник?
Комбриг уныло махнул рукой и проговорил:
– Вова, ты хоть скотина и полный разложенец, но физкультуру сдаешь на отлично и строевая у нас работает, как часики, а то выпер бы тебя за штат, не задумываясь.
– И папа у него в Генштабе, – тихонько добавил начальник автомобильной службы, старый заслуженный майор Пачишин.
– Что делать, товарищи офицеры, что делать, – патетически воскликнул комбриг и чуть ли не воздел руки к висевшему неподалеку портрету министра обороны.
Министр обороны на портрете обворожительно улыбался.
Возникла театральная пауза со щемящей тишиной. Слышно было, как за окном пролетела муха.
В возникшей трагической тишине раздался чувственный, с приятной хрипотцой, голос поэта-интеллигента в десятом поколении:
– На мягких лапах, чуть шурша, песец подкрался не спеша!
Все присутствующие с недоумением оглянулись на военнослужащего, зачитавшего стихи собственного сочинения. Тот недоуменно осмотрелся по сторонам и густо покраснел. Майору Аллилуеву показалось, что стихи он произнес про себя. Ан нет, высказался вслух, причем громко, с выражением и достоинством.
– Аллилуев!!! – взревел комбриг.
Майор тут же подскочил и преданно вылупился на полковника.
– Майор, в медицинском пункте сидеть и отчеты за пневмонию писать – это тебе не по горам носиться с рюкзаком. Уколы ставить и диверсии проводить – это не одно и то же. И если бы ты… – Тут у комбрига что-то сдвинулось в голове, и он начал бормотать: – Ага, по лесам… ну да, с рюкзаком. Он тоже был, ну да, Аллилуев, да, а радистов нам дает разведывательный центр, да, на фиг, наберем, ага.
И тут старший инженер технической части майор Пиотровский брякнул:
– Что-то чую своими старыми прокладками, что песец был очень жирный.
Взгляд командира бригады уперся в Пиотровского. Потом полковник хищно оскалился и посмотрел на начальника автомобильной службы Пачишина, который, с видом кота Бегемота, починяющего примус, что-то строчил в рабочей тетради.
Пачишин понял, что от него не отстанут, вскочил, вытянулся по стойке смирно и начал докладывать (как выразился Черепанов, «вкладывать всех по полной»):