Спин
Шрифт:
— Вам придется здесь переночевать, — бросил он мне через плечо. — У меня склад на экспортном причале. Удобств, правда, особых нет, но зато спокойно. Утром я привезу Диану Лоутон.
— А потом?
— Терпение. Вы не единственный, отправляющийся в рантау. Но вы наиболее заметный. Нам надо не нарваться на неприятности.
— Какие?
— Главным образом, чертовы реформазы. Полиция время от времени устраивает набеги на порт, ищет нелегалов, арочников. Обычно кого-то находит. Мало или много, но всегда находит. Тех, кто не заплатил. Но сейчас Джакарта
— Нет, — отрезала Ина. — Я останусь с Тайлером.
Джала хмыкнул и мурлыкнул ей что-то на минанг.
— Дурак. По себе судишь, — бросила она ему. Он не обиделся.
— Ну, значит, ты мне не доверяешь.
— Много у меня оснований тебе доверять!
Джала улыбнулся во весь рот. Зубы бурые от табака.
— Ай-ай. Приключений ищешь…
— Пусть так, — вздохнула Ина.
Таким образом мы с ибу Иной оказались в мрачном кубическом помещении, бывшей конторе заведующего этим складским ангаром до того, как его закрыли на ремонт прохудившейся кровли. Одна из стен комнаты представляла собою сплошное окно со стеклом, армированным стальной проволокой. За этим окном простирался пустой склад, запорошенный цементной пылью. К потолку вздымались с пола поддерживающие его стальные колонны.
Свет в комнату проникал из склада, от ламп дежурного освещения, подвешенных вдоль стен через равные промежутки. Вокруг них роились насекомые, обжигались, падали на пол. Под каждой лампой скопилось по куче трупов этой крылатой мелочи. Ина пощелкала выключателем настольной лампы, подергала ее из стороны в сторону, и лампа зажглась. В углу громоздился штабель пустых картонных коробок. Я отобрал самые сухие и разложил их в какое-то подобие матрасов. Одеял не предвиделось, однако жара не спадала. Близился сезон дождей.
— Думаете, что сможете заснуть? — спросила меня Ина.
— Не «Хилтон», конечно, но как-нибудь переживем.
— Нет, я не об этом. Шум. Сможете заснуть под такое звуковое сопровождение?
Порт громыхал круглые сутки. Портовое время слишком дорого, чтобы терять его ради ночного отдыха. Лязг металла, грохот механизмов, рычание дизелей…
— Бывало и похуже.
— Сомневаюсь, однако ценю ваш оптимизм, — похвалила меня Ина.
Разумеется, нам не спалось. Мы сидели при свете настольной лампы и разговаривали. Ина расспрашивала меня о Джейсоне.
Я дал ей прочесть кое-что из написанного мною за время болезни. Ей показалось, что переход Джейсона в четвертый возраст прошел менее болезненно, чем мой. Я разуверил ее, сказав, что опустил наименее аппетитные детали.
— А как насчет памяти? Не замечалось провалов в памяти? Он не беспокоился об этом?
— Он избегал разговоров об этом, но я уверен, что беспокоился.
Однажды, выплывая из очередного приступа, Джейсон попросил меня составить его биографию. «Запиши это, Тай, запиши. На случай, если я забуду…»
— Но желания записывать самому у него не возникало?
— Нет. Графомания проявляется, когда мозг начинает перестраивать свои речевые связи. Графомания лишь одно из внешних проявлений. Возможно, его стоны и крики — проявление того же в другой форме.
— Это вам рассказал Ван Нго Вен?
— Да, а кое-что я почерпнул из его медицинских архивов. Впоследствии я смог с ними ознакомиться.
Ван Нго Вен интересовал Ину не меньше, чем Джейсон.
— То предупреждение Вана в ООН о перенаселении и истощении ресурсов… Он обсуждал его с вами? Я имею в виду, до выступления.
— Понимаю. Да, в некоторой степени.
— И что он говорил?
Во время одного из наших разговоров о целях гипотетиков Ван начертил диаграмму, которую я воспроизвел для Ины на пыльном паркетном полу. Горизонтальная и вертикальная оси координат; по вертикали откладывается численность населения, по горизонтали время. На график наложилась кривая, ось которой проходила параллельно оси времени.
— График изменения численности населения с течением времени, — сказала Ина. — Это я понимаю. И что же дальше?
— Численность популяций животных сохраняется почти на одном уровне, будь то лисы Аляски или обезьяны-ревуны Белиза. Их численность изменяют внешние факторы, такие как суровая зима или появление врагов, но при прочих равных условиях число животных примерно постоянно.
Далее Ван перешел к виду, без излишней скромности называющему себя разумным, использующему искусственные инструменты. Что происходит в этом случае? В той же системе координат я изобразил для Ины еще одну кривую, взмывающую круто вверх, асимптотически стремящуюся к оси ординат.
— В этом случае, — пояснил я, — население — мы можем использовать для его обозначения термин «народ», — итак, в этом случае народ учится использовать инструменты, развивает навыки, изобретает новые инструменты. Люди не просто бьют камнем о камень, высекая искру или обтесывая этот камень, но и учат тому же себе подобных, распределяют труд, осваивают экономику. Они добывают больше пищи, численность населения увеличивается. Крупные сообщества людей вырабатывают новые навыки, возделывают земли, разводят животных. Письменность позволяет не только более эффективно передавать знания современникам, но и сохранять достижения прежних поколений, «консервировать» сведения.
— Значит, кривая стремится вверх все круче, пока мы все не утонем сами в себе.
— Вовсе не обязательно. Существуют и факторы, отклоняющие кривую вправо. Рост благосостояния и развитие технологий побуждают ни в чем не нуждающихся, по-настоящему разумных людей, которым ничто не угрожает, ограничивать воспроизводство. Наука, техника, технология и культура способствуют этому самоограничению, кривая «горизонтализируется», по выражению Вана.
Ибу Ина подняла на меня взгляд:
— Тогда в чем проблема вашего графика? Где перенаселение, мор и голод?