Спин
Шрифт:
— Надо переговорить, — отрезал он без долгих предисловий.
Интересно мне было этакое услышать от человека, вдохновившего Молли Сиграм на роль сексуального шпиона. Рука сама чуть не дернулась обратно к аппарату, чтобы положить трубку. Но… неприлично, сами понимаете.
Он добавил:
— О Джейсоне.
— Ну и поговорите с Джейсоном.
— Не могу. Он меня не станет слушать.
— Это вас удивляет?
И-Ди скорбно вздохнул:
— О'кей. Я понимаю, ты на его стороне, и это естественно. Но я не стремлюсь ему навредить. Наоборот, хочу помочь. Могу добавить: время не ждет. Речь
— Я вас не понимаю.
— Но я не могу доверить это проклятому телефону. Я сейчас во Флориде. Двадцать минут от вас. Подъезжай к отелю, с меня стакан — и можешь послать меня куда угодно, прямо в лицо. Прошу тебя, Тайлер, не выламывайся. В восемь, в баре вестибюля «Хилтон», на девяносто пятом шоссе. Может быть, от твоей теперешней покладистости зависит чья-то жизнь.
Он положил трубку, не дожидаясь моего ответа. Я тут же позвонил Джейсону.
— Хм… Если верить слухам, И-Ди теперь еще менее сахарный, чем был раньше. Так что будь осторожен, Тай.
— Да я к нему и не собирался.
— Конечно, я тебя не буду уламывать. Но, может быть, имеет смысл съездить.
— Он мне, кажется, уже достаточно отвесил плюх.
— Понимаешь, надо бы все же выяснить, что он там затевает.
— То есть ты хочешь, чтобы я с ним встретился.
— Только если это тебе удобно.
— Удобно? Ну ты даешь!
— Хорошо, решай сам.
Что ж, я преисполнился сознанием выполняемого долга, влез в машину и порулил мимо всяких пестрых тряпок, флагов и плакатов (дело было на следующий день после Дня Независимости), мимо уличных торговцев сувенирами (нелицензированными, готовыми в любой момент при виде полицейской мигалки сорваться с места в своих помятых пикапах), репетируя в уме гневные отповеди, смачные ругательства, которые я швырну в наглую физиономию этого старого хлыща, этого… До «Хилтона» я добрался, когда солнце уже опустилось за карнизы, а гостиничные часы показывали 8.35.
И-Ди сидел за столиком, целенаправленно накачиваясь алкоголем. Увидев меня, он удивился. Встал, схватил под руку, отволок на виниловый диванчик в нише, напротив своей особы.
— Выпьешь?
— Я ненадолго.
— Выпей, Тайлер. Это улучшит настроение и восприятие.
— Ваше уже улучшило? Лучше скажите, чего вы от меня хотите, И-Ди.
— Что человек на меня сердит, можно понять по тому, что он мое имя произносит. Как будто посылает подальше. Мол, иди ты, И-Ди, в… и так далее. Ты на меня сердит. Из-за чего, из-за той патриотической мадам, не знаю даже, как ее звать, и доктора… черт… Малмстейна? А я ведь даже и не знал об этой афере, то есть узнал, когда ее уже провернул мой штат. Ретивые ребята, предприимчивые. Так, к твоему сведению.
— Мне от этого легче?
— Ну, виноват. Моя ответственность. Прошу прощения, искренне. Давай, поговорим лучше о другом.
Почему я не встал и не ушел? Думаю, потому что он не находил себе места от беспокойства, чуть ли не от отчаяния. И-Ди все еще мог излучать этакую автоматическую снисходительность, внушавшую его семье безмерное уважение. Он мог казаться уверенным, но уверенность утратил. Руки его в промежутках между фразами беспокойно чего-то искали, потирали подбородок, мяли коктейльную салфетку, приглаживали волосы. Он замолчал, приложившись ко второму стакану. Пожалуй, уже не второму. Официантка, сновавшая между столиками, поглядывала на него как на старого знакомого.
— Джейсон к тебе прислушивается, — прервал он, наконец, молчание.
— Почему вы не попытаетесь поговорить с ним? — Да ведь ясно, почему.
— Ну ладно, что я должен ему передать?
И-Ди уставился на меня с недоверием, прищурился. Перевел взгляд на свой стакан:
— Скажи ему, чтобы прикончил проект репликаторов. Буквально. Чтобы вырубил криогенераторы.
Чтобы убил этих ублюдков.
Пришел мой черед удивляться:
— Вы же понимаете, что это безнадежно.
— Не дурак, понимаю.
— Тогда почему…
— Он мой сын, Тайлер.
— Как это вы вдруг вспомнили.
— Он не перестал быть мне сыном из-за политических расхождений. Я не столь туп, чтобы на меня подействовала разница во взглядах, пойми. Если я не согласен с ним, я не перестаю его любить.
— Ну, я вижу, что вижу.
— Да ничего ты не видишь. — Он открыл рот, закрыл снова, что-то подумал, что-то решил, заговорил снова: — Джейсон пешка в игре Ван Нго Вена. Пусть очнется и сообразит, наконец, что происходит.
— А кто воспитал его пешкой? Он был вашей пешкой. А теперь, когда его использует кто-то другой, вы возмущаетесь.
— Чушь собачья… То есть верно. Или отчасти верно, не знаю. Может быть, нам всем нужно вкатить коллективный семейный клистир, но сейчас не в этом дело. А дело в том, что вся вашингтонская верхушка души не чает в вашем марсианине и его гребаных репликаторах. Это понятно: дешево и сердито, избирательской массе нравится. Зверушки какие-то невидимые… А то, что это бесполезная затея, никого не колышет. Любые потуги ни к чему не приведут, а когда из-за горизонта появится красное солнце, все мы дружным хором споем иную песню. Что, не так? Они подают всю затею как ловкий ход ушлого карточного шулера, но на самом деле это фокус второразрядного ярмарочного фигляра, рассчитанный на простофиль-деревенщин.
— Интересная точка зрения, доскональный анализ, но…
— Стал бы я тебя уламывать ради пустого теоретизирования, ради интересного анализа? Если хочешь возразить, возражай по существу, задавай вопросы по сути.
— Какие, например?
— Например, кто такой Ван Нго Вен? Кого он представляет, чего добивается. Его сервируют как Махатму Ганди в обличье доброго гномика. Он прибыл, потому что они там чего-то от нас хотят. Чего-то хотели еще тогда, когда его отправляли.
— Очевидно, хотели запустить репликаторы.
— Логично.
— Это преступление?
— Давай лучше спросим, почему они сами их не запустили?
— Потому что без согласования с нами не хотели выступать от лица всей Солнечной системы. Потому что такие операции нельзя проводить в одностороннем порядке.
И-Ди закатил глаза:
— Надо же, какая щепетильность. Это все сусальный охмурёж, Тайлер, эти дипломатические байки о плюралистическом подходе и тэ дэ. Это все равно что мурлыкать «люблю больше жизни, дорогая», для того чтобы подруга ноги раздвинула. Ну разве что наши марсиане ангелы небесные, спустившиеся, чтобы нас спасти. Во что, как я полагаю, ты и сам не слишком веришь.