Спин
Шрифт:
— Мой саквояж…
— Да-да. — Ина послала Эна в конторку за обоими медицинскими наборами, моим и ее.
— Шум…
Диана вздрогнула и простонала, когда я начал отлеплять ткань от запекшейся крови вокруг раны, но мне нужно было сначала увидеть, что предстоит обрабатывать.
— Какой шум?
— Шум в порту. Утром должно быть особенно шумно. Но там тишина. Абсолютная тишина.
Я замер. Да, она права. Портовый грохот стих, слышен лишь бойкий полушепот племени минанг да приглушенная дробь дождевых капель на жестяной крыше.
Но главное сейчас не шум.
— Спросите Джалу, он-то знает, что случилось.
И я повернулся к Диане.
— Так, пустяк, — выдавила Диана сквозь сжатые зубы, не открывая глаз и морщась от боли. — Задело. Думаю, что просто задело.
— Пулевое ранение, Диана.
— Да… Реформазы нашли укрытие Джалы. Нам повезло, мы как раз уходили. — О-о-о… — простонала она.
Она оказалась права, рана оказалась касательной, но ее непременно следовало зашить. Пуля взбороздила жировую ткань над тазовой костью. Но я опасался, что ударное действие пули могло повредить внутренние органы. Однако крови в моче, как заверила Диана, она не заметила, давление и пульс при данных обстоятельствах внушали надежду на лучшее.
— Тебе надо принять обезболивающее, и я зашью рану.
— Шей, если надо, но я не хочу никаких наркотиков. Надо выбираться со свежей головой.
— Не могу же я шить тебя без анестетиков!
— Тогда что-нибудь местное.
— Мы не в больнице. У меня нет с собой ничего местного.
— Тогда шей, Тайлер. Я выдержу.
Она выдержит… Но выдержу ли я? Я посмотрел на свои руки. Чистые. Водопровод в умывальнике склада функционировал, Ина помогла мне натянуть свежие перчатки, перед тем как я занялся Дианой. Чистые умелые руки. Но твердыми их в данном состоянии никак не назовешь.
Никогда я в своей работе затруднений подобного плана не испытывал. Еще студентом, даже на первых вскрытиях, я находил в себе силу отключить симпатию, сочувствие, скрупулезность, ощущение чужой боли в качестве своей — все мешающие работе факторы. Я мог заставить себя считать, что порванная артерия не принадлежит живому существу, и поверить в это на несколько необходимых минут.
Но тут… руки мои тряслись, и необходимость вонзить иглу в окровавленные края этой раны представлялась мне непереносимой жестокостью.
Диана положила ладонь на мое запястье.
— Это Четвертое, — сказала она.
— Что?
— Тебе кажется, что пуля прошла сквозь тебя. Я кивнул.
— Четвертое. Может быть, оно сделает нас лучше. Но ты ведь врач. Ты должен исполнить свой врачебный долг.
— Ммм… В конце концов, если не осилю, Ина справится не хуже.
Но я осилил. Не знаю каким образом, но осилил.
Ина вернулась после совещания с Джалой:
— Сегодня должна была начаться забастовка. Полиция и реформазы у ворот, все блокировали и собираются занять порт. Ожидается потасовка. — Она нагнулась над Дианой: — Как вы, милая?
— В хороших руках, — прошептала Диана. Губы ее едва шевелились.
Ина проинспектировала мою работу:
— Отлично сшито, доктор.
— Спасибо.
— Если учесть обстоятельства, — несколько разбавила она комплимент. — Но нам срочно нужно отсюда уходить. Сейчас нас от тюрьмы только стачка и защищает. Надо срочно грузиться на судно.
— Полиция ищет нас?
— Да нет, пока что не конкретно вас. Джакарта клятвенно пообещала американцам искоренить нелегальную эмиграцию. Время от времени они устраивают набеги в порт — спектакли для американского консульства. Конечно, все остается по-прежнему, уж слишком много денег приносит эта торговля, чтобы ее прикрыть. Но время от времени непременно нужно, чтобы бравые молодцы в форме вытаскивали из трюмов дрожащих негодяев под обличительные объективы телевидения и прессы.
— Они раскрыли явку Джалы, — прошептала Диана.
— Да, они знают о вас обоих и, конечно же, с удовольствием вас бы сцапали, но сейчас их сюда не это пригнало. Пока еще выход судов из порта не закрыт, но это вопрос времени. И не из-за полиции, а из-за профсоюза. Докеры в Телук-Байюре — мощная сила. И они настроены решительно.
Джала что-то крикнул от ворот на минанг, я ничего не понял.
— А теперь пора уходить, — растолковала Ина.
— Надо носилки соорудить, — спохватился я. Диана попыталась сесть:
— Я смогу идти.
— Нет, милая, — сдержала ее Ина. — Тайлер прав. И не пытайся.
Из здоровенного мешка получилось что-то вроде гамака. Я схватился с одной стороны, к другому Ина бесцеремонно подтолкнула одного из наиболее мощных своих земляков.
— Ну, теперь быстро, быстро! — благословил нас Джала и выгнал под дождь.
Муссонный сезон — сезон дождей. Что такое муссон? Утренняя мгла, как в сумерки. Тучи сплошняком висят низко над бухтой, зацепившись за радары и деррики сухогрузов и громадных танкеров-катамаранов. Воздух горяч и горек, дышать им не в радость. Промокли мы, лишь только вышли из ворот.
Диану погрузили на заднее сиденье машины Джалы, к которой пристроились еще три легковых и пара погрузчиков на твердых резиновых колесах.
«Кейптаун-мару» ожидала нас в самом конце высокого бетонного пирса в четверти мили от ангара. Обернувшись, я увидел сзади, за красно-белыми цистернами «Авигаза» толпу докеров, собравшихся перед воротами. Шум дождя перекрыл усиленный и искаженный мегафоном мужской голос. Затем послышались хлопки — может быть, выстрелы.
— Живей, живей, — поторапливал Джала, спешно усаживаясь за руль. Я вскарабкался к Диане, согнувшейся над своей раной, как будто в молитве.
Я еще раз обернулся. Над толпой летело что-то похожее на футбольный мяч, оставляя в воздухе спирали белого дыма. Канистра со слезоточивым газом.
Машина рванулась вперед.
Если б только полиция, — раздраженно бросил Джала, не оборачиваясь. — В полиции таких идиотов не сыщешь. Это реформазы. Навербовали в джакартских трущобах подонков, засунули их в форму — и вот вам борцы за высокую идею.
Засунули в форму… И вручили оружие, добавил я мысленно. И про слезоточивый газ не забыли. Облака его плыли, смешивались с дождевой пеленой. Толпа начала размываться по краям.