Спиноза
Шрифт:
— Именно сейчас я очень твердо почувствовал себя на этом пути. Ваша истина — вера, а моя вера — истина, — отчеканил Спиноза.
— Нечестивец! Анафемы захотел? Предадим!.. — шипел Менассе.
— Это не принудит меня ни к чему такому, что я мог бы совершить вопреки своим убеждениям, — заключил Барух.
— Судилищу все ясно. Можешь идти, — сказал Саул.
Прежде чем уйти, Спиноза обратился к понуро сидящему Ицхоку.
— Рабби Ицхок, — сказал Барух, — мне жаль, что я огорчил вас, — и покинул судилище.
— Где недостаточно слов, господь дал камень, чтобы побивать, — бросил вслед уходящему Спинозе рабби Менассе бен-Израиль.
В этот же день на всех перекрестках Фляенбурга появилось объявление магамада [23]
Предстоящая акция вызвала оживленные обсуждения жителей еврейского квартала Амстердама. Кто-то под большим секретом сообщил, что рабби Ицхок объявил пост, не выходит из синагоги и читает поминальную молитву по Баруху, как по покойнику.
23
Магамад — совет общины (дреенеевр.).
Вечером на улицы высыпало много народу. Вслух читали объявление, обсуждали предстоящую анафему.
Наступила ночь. Спиноза, взволнованный диспутом, не в состоянии был ни работать, ни уснуть. Он вышел на фляенбургскую площадь, которая в наше время называется «Ионас Даниэль Мейер». Через окно синагоги он увидел рабби Ицхока, который стоял у аналоя и молился. «Бедный рабби!» — подумал Спиноза. Как бы обращаясь к нему, Бенедикт произнес шепотом: «Видите, рабби, я не холодный рационалист, боль и досада присущи и мне... Но яне приду к двери синагоги кающимся грешником. Вы сами ускорили мое решение. Двух начал не может быть ни в природе, ни в человеке. Сказавший „да“ должен сказать и „нет“. Я это делаю с радостным чувством. Говорю „нет“ общине, погрязшей в фанатизме. Говорю „нет“ людям, которые все еще надеются убедить меня в моей неправоте. Говорю „нет“ грузу страстей преходящих и непрочных, дающих лишь призрачное блаженство...»
Долго еще рассуждал Спиноза с самим собой.
Неожиданно из синагоги, как вспуганная птица, вылетел Ицхок.
— Стой, Барух, — обратился он к Спинозе, — послушай меня. Я старый человек, я видел на своем веку много горя... Ты себя обрекаешь на одиночество. Может ли быть что-нибудь хуже одиночества? Вернись к вере отцов, оставайся среди нас.
— Если я останусь, что ждет меня? — спросил Спиноза. — Перелистывание пожелтевших страниц Торы и бесплодное заучивание законоположений Талмуда?
— Ты будешь со своим народом, — сказал Ицхок. — Разве этого мало? Ты посмотри, сколько у нас здесь врагов. Нас не сжигают на кострах, но разве ты не замечал, как глядят на еврея, как разговаривают с евреем, как окружает его кольцо презрения? Что, кроме религии, объединяет нас, рассеянных по свету? Ты об этом подумал?
— Нет, рабби, — возразил Бенедикт, — от моего народа я не ухожу. Питаю надежду, что навсегда он сохранит меня в своем сердце, в своей памяти. И это потому, что я ухожу от тех, кто одурманивает народ. Подумайте, рабби, ведь мы живем в век семнадцатый! Это семнадцатый век и для моего народа. И я хочу видеть его свободным в обществе, где все люди объединены, как единое тело и единая душа, где человек человеку — бог. Нет, не останавливайте меня.
— Ты забыл, что наш народ избран богом!
— Избран? Чем, почему? Нет, рабби Ицхок, я не могу с этим согласиться. Народы отличаются друг от друга лишь в смысле различия общества, в котором они живут, и законов, которыми управляются. Разум и опыт учат, что для образования и сохранения общества нужны незаурядный ум и знания законов природы. Поэтому то общество будет спокойнее, более устойчиво и менее подвержено случайностям, которое основывается и управляется по большей части людьми разумными и старательными, и, наоборот, общество, состоящее из людей с умом необразованным, большей частью зависит от случая и менее устойчиво. Следовательно, не в религии основа жизни людей в обществе. Ненависть же к евреям обусловливается неразумными законами и глупостью управляющих
— Прекрати свою нечестивую проповедь! — взмолился старый учитель. — Пойми, Барух, что бог и его учение — наше спасение. Наша сила — в вере отцов.
— Религиозное учение, рабби,ослабляет наш дух, затемняет наш разум и направлено против истинной добродетели. Высшее счастье находит свое выражение в стремлении человека к древу познания добра и зла.
— Этот плод запретный. Он и толкает тебя в геенну огненную, — произнес со слезами в голосе Ицхок.
— Нет, рабби, вы глубоко заблуждаетесь. Подлинное блаженство, — сказал Спиноза, — состоит в размышлении и чистоте мыслей. Кто знает, что у него нет ничего лучше разума и здорового духа при физическом здоровье, тот, без сомнения, сочтет это благо самым существенным.
— Горе тебе, заблудшая овца! — воскликнул Ицхок.
Спиноза, покинув рабби, медленно пошел к себе, чтобы составить письменное сообщение совету общины о том, что возврата нет и быть не может.
Рабби бросился к синагоге. Усталый и измученный, он присел на ступеньках «Бет-Иакова» и задумчиво обратился к луне, взошедшей на небосклоне: «И ты, луна, когда-то согрешила, захотела быть больше солнца, а всемогущий бог тебя наказал и убавил твой свет. Теперь лицо твое полно раскаяния... Проклятие всевышнего гонит тебя по землям и морям, и нигде ты себе не найдешь места... Так и ты, Барух, будешь скитаться по миру жалким и ничтожным...»
Ицхок поднялся со ступенек и быстро вошел в синагогу, открыл кивот и, рыдая, громко произнес: «Бог! Бог Авраама, Исаака и Иакова! Адонай! Я, Ицхок Абоав, стою перед тобой с сокрушенным сердцем и молю тебя... Разбей окаменевшее сердце ученика моего Баруха Спинозы. Ты, всемогущий, все умеешь. Верни жестоковыйного в лоно нашего народа!»
Долго еще молился старый учитель Баруха. Затем он прилег на жесткую синагогальную скамью и с трудом уснул, томясь надеждой, что завтра, в день анафемы, Спиноза явится в совет общины с повинной.
Рано утром его разбудил служка, который пришел убрать помещение. Наступил день, полный сомнения и тревоги...
Огромная и пестрая толпа людей, заполнившая 27 июля синагогу, была свидетельницей мрачного зрелища. При колеблющемся свете черных свечей, под пронзительный аккомпанемент шофара [24] кантор мерным голосом, нараспев произносил слова древнего проклятия: «Члены магамада доводят до вашего сведения, что, узнав с некоторых пор о дурном образе мыслей и действий Баруха де Эспинозы, они старались совлечь его с дурных путей различными средствами и уговорами. Но так как все это ни к чему не повело, а, напротив того, с каждым днем приходили все новые и новые сведения об ужасной ереси, исповедуемой и проповедуемой им, и об ужасных поступках, им совершаемых, и так как все это было удостоверено показаниями свидетелей, которые изложили и подтвердили все обвинения в присутствии означенного Эспинозы, достаточно изобличив его при этом, то по обсуждении всего сказанного в присутствии господ хахамов [25] решено было с согласия последних, что означенный Эспиноза должен быть отлучен и отделен от народа Израилева, посему на него и налагается херем [26] в нижеследующей форме:
24
Шофар — своеобразный рожок, изготовленный из бараньего рога.
25
Xахам — мудрец (древнеевр.).
26
Xepeм — синагогальная опала, анафема.