Спиральное море

Маевский Антон

— ...Или ускорить их самим, — мягко закончил Терентий.

Руди кивнул.

— Извините еще раз, шеф. Мы подходим к ситуации, когда ножны будут сломаны и убрать клинок нельзя. На той стороне это тоже понимают.

Терентий прикрыл глаза и несколько секунд посидел так, молча, стараясь ни о чем не думать.

— Идиоты, — сказал он.

Руди прищурился, но не ответил.

И Терентий как-то вдруг сразу вспомнил, что он старше собеседника почти на пятьдесят лет. С вытекающими.

— Рудольф, — сказал он. — Ты сознаешь, что мы на грани гражданской войны? Тебе не страшно?

Руди отставил чашку и посмотрел на Терентия прозрачными глазами.

—

Вам ответить честно, шеф? Нет. Меня не пугает гражданская война. Потому что она уже идет не одно столетие. И самое большое, что мы можем сделать — это прекратить ее, если повезет.

— Так. И с какого же времени ты ее отсчитываешь?

Руди не задумался.

— Скрытую фазу — с эдиктов Константина Восемнадцатого о нобилитете. Явную, но пассивную — с мятежа Мануэлита. Когда начнется третья фаза, активная — пока что не знаю... Скажете, я в чем-то неправ?..

Терентий вздохнул.

Беда была в том, что он прекрасно понимал Рудольфа.

Половину тысячелетия назад, когда все начиналось, о гражданской войне никто и не помышлял. Император Константин Восемнадцатый подписал серию указов об изоляции нобилитета просто потому, что не видел другого выхода: при первых императорах династии Каподистрия в нобили писали буквально всех, кто хоть чем-то послужил новой власти, и в результате через двести лет сословие (которое, как-никак, размножалось еще и естественным путем) оказалось многочисленно свыше всякой меры. Посягнуть на сам статус нобилей Константин побоялся. Значит, изоляция. Эта идея была вполне поддержана высшими кругами; утверждение "единственный способ стать византийским нобилем — родиться им" довольно быстро стало поговоркой, а еще через поколение молодежь уже и не верила, что между сословиями был вообще когда-то возможен переход.

Между тем примерно через тридцать лет после этих указов был изобретен двигатель Лангера. Космическая экспансия стала реальностью. Терентий вместе с Рудольфом считали, что только это и позволило оттянуть социальный взрыв: в десятилетия, когда все силы общества уходили на освоение территорий в Дальнем Космосе, на внутренние проблемы просто не хватало сил. Да и людские излишки было куда сбрасывать. Но наступил момент, когда колонизация вышла на плато. Галактика перестала быть фронтиром, там началась обычная регулярная жизнь. И сразу же оказалось, что Византия теперь точно вписывается в область действия известной каждому историку теоремы Брусницына: когда время обмена информацией между центром и регионом превышает характерную длительность процессов, подлежащих управлению из центра — государство распадается...

О, в жизни Византии это было не лучшее время. Система управления, взятая с Земли, не была рассчитана на государство звездных масштабов. И имперский центр, расположенный тогда еще на Земле, с ужасом увидел, как на всех окраинных планетах стремительно формируются чисто феодальные отношения и — параллельно — замкнутые на себя автаркичные экономики. Призрак Средневековья стоял у порога.

Двести лет назад эти центробежные процессы наконец-то привели к настоящей войне. Крупный нобиль Герасим Мануэлит, чьим наследственным бенефицием была планета Вилена, отказался выполнить приказ Велизария Третьего о допуске на планету имперской ревизионной комиссии. Руководитель этой комиссии, протовестиарий Николай Мамалис, был при попытке высадки убит. Против ожиданий, Герасим Мануэлит не стал оправдываться. Он просто объявил, что выходит из подчинения земного императора и готов к обороне.

Это был критический момент. Признание поражения означало бы развал империи навсегда —

это понимали и на Земле, и на Вилене, и на начавшем уже принимать на себя некоторые столичные функции Ираклии. Но цена победы, как ни странно, могла оказаться еще выше. Вернуть Вилену в имперское подданство теперь можно было только путем большой, серьезной войны. Опыта таких войн в космосе у Византии не было. Рискни имперское правительство создать прецедент, это могло бы привести и к экономическим потерям, и к социальным потрясениям, особенно если бы война затянулась — а кто мог предсказать, как она пойдет?.. Любой "разумно" — то есть традиционно и ограниченно — мыслящий правитель в такой ситуации наверняка предпочел бы пожертвовать одной планетой, чтобы попытаться дипломатическими средствами сохранить оставшееся целое.

Именно на это Мануэлит и рассчитывал. Он ошибся. Кто-то в центре (Терентий так и не смог доискаться по документам, кто именно) надавил на Велизария, и тот принял решение. Флот из двенадцати тяжелых крейсеров подошел к Вилене и, не вступая в переговоры, открыл огонь по всем ее промышленным центрам. Огненный ад длился полтора часа. А потом небеса перестали пылать, и заговорило радио. Командующий флотом лейтенант-адмирал Никифор Агаллон сообщал, что в случае, если Вилена в течение сорока минут не передаст известие о безоговорочной капитуляции, он применит против планеты тератонные термоядерные заряды — для начала по четыре штуки на каждое полушарие.

Вилена осталась в империи. Герасим Мануэлит, ничего не дожидаясь, покончил с собой. Двадцать его соратников были расстреляны на Ираклии, прямо на площади перед местным императорским дворцом; эта сцена транслировалась на все византийские планеты. После чего перед имперским правительством встала задача реинкорпорации уцелевшего населения Вилены. Непростая задача, между прочим. С одной стороны, эти люди были потрясены войной, с другой — их психика была искалечена несколькими десятилетиями жизни на планете, на которой Мануэлиты выстроили совершенно чудовищный феодально-тоталитарный режим (оставшиеся в архивах подробности превзошли все ожидания — Терентий даже и не думал, что такое вообще бывает где-то, кроме самых черных литературных антиутопий). И всем стало ясно: больше таких историй допускать нельзя. Ни в коем случае.

Тогда и были созданы два учреждения, изменившие всю византийскую политическую жизнь: Бюро социальной информации и Департамент логистики.

Департамент логистики управлял всеми перемещениями людей и грузов между звездными системами. Без санкции Департамента не мог стартовать ни один корабль с двигателем Лангера, кроме кораблей Объединенного флота. Влияние Департамента на экономику было колоссально. В частности, он стремился создавать экономическую специализацию планет, чтобы ни одна из них не была самодостаточной. Знать на местах, конечно, пыталась этому сопротивляться, но пока — не слишком успешно.

Бюро социальной информации сочетало функции тайной полиции и аналитической службы. Оно имело огромную, очень разветвленную сеть осведомителей на всех планетах и действительно постоянно отслеживало картину общественной жизни в империи, в случае чего принимая жесткие меры. Оперативной структурой Бюро как раз и был Корпус кавалергардов.

Департамент и Бюро подчинялись императору и никому больше. По положению они были равны, друг с другом не связаны, а правительство со всеми его министерствами не имело к ним никакого отношения, кроме того, что выполняло их приказы. Это была нервная система империи, обеспечивавшая почти мгновенные реакции на уровне единого целого.