Спиридов был — Нептун
Шрифт:
Русские корабли пошли на сближение с ним. Через небольшой промежуток времени были замечены еще три вражеских корабля, идущих прямо на маленькие суденышки русских. Оказалось, что турки имели три фрегата, вооруженных 52 пушками, и одну 24-пушечную шебеку. Таким образом, против 180 турецких орудий русские могли выставить всего 32 пушки небольшого калибра. Однако наши не отступили и направили корабль «Таганрог» на флагманский корабль противника. Завязался бой. Подошедший через некоторое время 16-пушечный «Корон» тоже принял участие в сражении.
Снаряды русских кораблей, падавшие на палубы турецких судов, заполненных десантными войсками, посеяли среди них панику. Огонь, открытый противником, на первых порах был малодейственным. Однако потом они оправились и яростно сопротивлялись.
С замечательной храбростью сражались русские матросы и офицеры. Когда на «Таганроге» из строя выбыли 20 матросов и 1 офицер, пришлось поставить к пушкам солдат из
«Итак честь этого боя, — доносил командир Чернышеву, — следует приписать храбрости войск, с такими молодцами я выгнал бы черта из ада». Шесть часов продолжалось сражение. Наконец турецкие корабли не выдержали меткого огня русской артиллерии и со сбитыми стеньгами, разрушенными бортами и подбитыми пушками поставили паруса и стали уходить. За блестяще проведенное сражение Кинсберген был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени.
«От 19 июня сего года, — доносил Сенявин в Петербург об успешном начале кампании, — оной коллегии я имел честь доносить о сожжении при Казылташской пристани 29-го мая 5-ти неприятельских судов, а 8-го июня командир той же крейсирующей эскадры флота капитан 1-го ранга Сухотин, усмотрев идущее с противной стороны к Казылташу судно, командировал за ним корабль „Модон“, который по приходе нашел там стоящих на якорях 2 больших, 5 средственной величины, 13 малых, а всего 20 судов, с коих в сближение корабля хотя чинено было сопротивление, но с тем, однако ж, вскоре средственные и малые суда, распустив свои паруса, побежали в реку Кубань, оставив большие 2 без людей и на мели, где они сожжены, и потом корабль „Модон“ 12-го июня возвратился в эскадру благополучно.
Из второй крейсирующей на Черном же море между Кафы и Балаклавы эскадры командир оной Флота капитан 2 ранга Кинсберген мне рапортовал, что во время бытия его в Балаклавской бухте с кораблями «Таганрогом» и «Короном» 29-го июня ж уведомлен он от г. генерал-майора Кохиуса о показавшемся на море судне, посему он того ж дня, с обоими кораблями из той бухты вышел, и 23-го числа поутру в 6 часов, увидели одно, за ним другое, а потом третье и всего 3 военные судна, из коих 3 была каждый о 52-х, а 4-й шебек о 25-ти пушках, и из первых на одном на фор-стеньге командирский флаг. В полдни сошедшись в настоящую к действию дистанцию, легли в линию и начали бой, который продолжался по 6 часов; на судах их сбиты с 2 крюйс-стеньги, а у шебеки бушприт, и на одном за повреждением борта видно было, что пушки с своих мест выпали, и так неприятель, имея хотя и превосходную силу, но не снеся более жестокости от наших огня, принужден был уступить и, поворотясь, распустя все паруса, пустился в бег; капитан Кинсберген хотя и гнался за ним со обоими кораблями несколько времени, но, за повреждением от стрельбы их парусов, мачты и за перебитием стеньги, рея и вант, преследовать не мог, и так, остановясь в дрейфе, в чаянии, что не возвратится ль паки, пробыл в том месте всю ночь, и назавтра, не видав уже никого, к вечеру возвратился к Балаклавской бухте, а 25-го числа июня ж вошел во оную бухту с обоими кораблями для исправления поврежденного. Неприятельского в людях числом урону точно знать хотя и не можно, но только видно было во время, что с их судов мертвых тел бросаемо было в воду много; наш же урон состоит на корабле «Таганрог», убитых мичман Рейниен и 2 матроса, раненных тяжело 8, легко 12, разбито пушек 1 в мелкие части да две отбитием винградов; на корабле «Корон» убит из нижних чинов 1, ранено тяжело 3, легко 3. И он же, Кинсберген, свидетельствует о командующих кораблями «Корон» капитан-лейтенанте Басове, «Таганрога» лейтенанте Колычеве и о всех их офицерах, что они долг службы исправляли, как надлежит храбрым людям и примером своего мужества возбуждали в подчиненных тож усердие и ревность, несмотря на превосходную неприятельскую силу».
Вскоре Сенявин, находившийся в Еникале, получил сведения о том, что турки готовятся с помощью всего своего флота, состоявшего из 110 различных судов, высадить крупный десант в районе расположения русских войск. Адмирал принял смелое решение — перехватить в море турецкий флот и не дать ему возможности высадить десант. Передав командование керченским и еникальским гарнизонами генерал-майору Дельвигу, он, подняв свой флаг на фрегате «Первый», во главе эскадры, состоявшей из «новоизобретенных» кораблей «Хотин», «Корон», малого бомбардирского и трех палубных ботов, вышел на соединение с эскадрой Кинсбергена, который, держа свой флаг на фрегате «Второй» во главе «новоизобретенных» кораблей «Журжа», «Модон» и «Азов», палубного борта и брандера, крейсировал в районе Суджук-Кале. Эскадра Сенявина, задержанная противным ветром, стояла при выходе из пролива в Черном море, а тем временем
Переменившийся ветер не позволил Кинсбергену довершить разгром врага. Неприятельские корабли стремительно уходили под защиту береговых батарей Суджук-Кале...
Сенявин искренне радовался успехам своего подчиненного. Он с торжеством рапортовал: «Государственной Адмиралтейской коллегии имел честь 29 числа сего месяца рапортом моим донесть об отправленной мною 14 числа сего ж месяца с капитаном 2 ранга Кинсбергеном эскадре к Суджуку, который 23-го числа, имея в своей эскадре фрегат „Второй“, корабли „Журжу“, „Модон“ и „Азов“ да бот палубный и брандер; не доходя в 11/2 мили немецкой Суджукской бухты, усмотрел с моря идущих неприятельских 4 корабля, к коим обратив он свой путь, напоследок обозрел все 18 судов и из них ближними к нему 3-мя кораблями, 4-мя фрегатами и 3-мя шебеками был атакован, и 2 часа имели пушечный и ружейный бой, с которого неприятель, не стерпя больше жестокого от наших огня и почувствовав знатное повреждение, с обыкновенной своей робостью и беспорядком обратился в бег к Суджук-Кале, куда и прочие 8 судов, не вступившие за отдаленностью в бой, бежали вслед своего начальника под защиту ж крепости».
Эту блестящую победу одержал флот, созданный им, Сенявиным, в который вложил адмирал свои опыт и организаторский талант.
Приняв команду над соединенными силами, Сенявин двинулся вдоль черноморского побережья к Казылташской пристани, надеясь там встретить турецкий флот. Однако в бухте, кроме нескольких неприятельских военных лодок, которые при появлении русского флота стали быстро уходить вверх по Кубани, никого не оказалось. Продолжая крейсировать вдоль побережья, Сенявин 5 сентября у Суджук-Кале обнаружил наконец турецкий флот в составе пяти линейных кораблей, двух фрегатов, двух шебек, двух галер и одного транспортного судна. Превосходство турок в силах было очевидным, но это не смутило русского флотоводца, и он, повернув на параллельный с турками курс, начал сближение.
Враг, который всего несколько дней назад понес поражение, не решился принять сражение и полным ходом стал уходить к анатолийским берегам. Русская эскадра преследовала неприятеля до наступления темноты.
Спустя несколько дней керченский гарнизон приветствовал возвратившихся победителей. Под гром орудийного салюта корабли Азовской флотилии бродили якоря на Керченском рейде. Над Черным и Азовским морем победно реял Андреевский флаг.
Минувшая кампания на деле была последней с боевыми схватками противников. Султан давно понял, что и на суше и на море с Россией тягаться не под силу. Но вице-адмирал Сенявин, несмотря на сильное недомогание, дождался-таки заключения мира с турками и только после этого сдал эскадру контр-адмиралу Клокачеву и отбыл в Петербург.
В отличие от замерзающих зимой Балтики и Азовского моря, где базировались теперь русские эскадры, акватория Средиземного моря позволяла не прекращать навигацию круглый год, и очередная кампания начиналась 1 января и заканчивалась по календарю — 31 декабря.
Начиная очередную, 1771 года, кампанию Спиридов, кроме чувства ответственности за состояние подчиненных эскадр, впервые ощутил себя в какой-то мере хозяином Восточного Средиземноморья.
Действительно, после чесменской победы турецкий флот, единственный противник России в этом регионе, потерял свое боевое ядро, и русская эскадра стала здесь на время на деле полновластным хозяином.
Осматривая ближние и дальние крепости на островах Архипелага, еще занятые турками, Спиридов сразу оценил доминирующее положение русской эскадры в Восточном Средиземноморье и, главное, по-хозяйски, стратегическим взором смотрел в перспективу.
Во-первых, еще раз убедился в своей правоте выбора места базирования флота, о чем донес графу Алексею Орлову: «Сие место порт Ауза с островом своим Паросом столь важно и нужно, что я признаваю лучше всех в Архипелаге островов, где есть порты и всех лучший залив, где есть рейды, потому нигде так укрепится и малою силою обороняться нельзя как в порте Аузе».