Список немыслимых страхов
Шрифт:
В другое время я бы пришла в ужас при мысли о доме, в котором опасности поджидают на каждом шагу, – электрический свет, ну и ну! – но сейчас я лишь разеваю рот от изумления.
Старый трехэтажный особняк похож на спящее чудовище, окутанное плотной пеленой тумана. Он угловатый, с высокими торчащими башнями. Наверху несколько темных мансардных окошек под провисшими козырьками, света в них нет; только два фонаря по обе стороны парадной двери мерцают огоньками.
Я наваливаюсь на маму и, подняв голову, пытаюсь рассмотреть верх дома. Сквозь туман смутно видно покатую черепичную крышу,
– Ой! – Резко отпрянув, я откидываюсь на сиденье.
Ненавижу чердаки. Если слишком долго на них смотреть, оттуда наверняка выглянет кто-нибудь страшный. Подвалы я не люблю по этой же причине. Нельзя не испугаться, глядя вниз уходящей в темноту лестницы. Кладовки ничуть не лучше. Или затхлое пространство под рукомойником. В общем, любое место, где полно теней и паутины, пугает меня до жути.
Мама бросает на меня взгляд, но Фрэнк уже распахнул дверцу с ее стороны и раскрыл зонт. Наш шофер помогает маме выйти, и, пока они идут по дорожке, она настаивает, что сама донесет чемодан до дома. С минуту я наблюдаю за ними, а потом сворачиваюсь калачиком на сиденье и закрываю глаза, чувствуя, как меня наполняет страх. И хотя я замерзла, и устала, и боюсь простудиться и умереть на этом богом забытом острове, мне невыносимо думать о том, чтобы переступить порог этого дома.
Кто может жить в таком мрачном месте в полном одиночестве?
За кого моя мама вышла замуж?
Вернувшись к автомобилю, Фрэнк протягивает руку и, улыбаясь, кивком показывает на дом.
– Дух захватывает, верно?
Я покрепче сплетаю пальцы и, потупившись, не отвечаю.
– Что-то случилось, мисс? – спрашивает он обеспокоенно.
Я быстро трясу головой, собираюсь с духом и вылезаю из автомобиля. Но как только я ступаю на землю, по двору проносится ветер, и туман будто расходится в стороны, расчищая мне путь к поместью по мощеной булыжником дорожке.
Увидев здание целиком, я резко втягиваю носом воздух.
Дом доктора Блэкрика наводит на меня немыслимый страх и манит войти внутрь.
Глава 4
Мы входим, и Фрэнк закрывает за нами дверь. Мама сразу же принимается беседовать о хозяйстве с какой-то женщиной – опрятной, в черном платье и белом фартуке.
– Я знала, что поместье большое, но оно… оно просто громадное! – говорит мама, обводя рукой широкую парадную лестницу и сводчатый потолок. Она явно опешила. – Неужели в таком огромном доме хозяйство ведет одна-единственная горничная? Просто немыслимо! Вы, должно быть, работаете не покладая рук, чтобы держать тут все в чистоте и порядке!
Горничная заливается румянцем. Она выглядит моложе мамы на несколько лет, у нее невзрачное круглое лицо и острый нос. Темные волосы заколоты на макушке в пучок.
– Не так уж это и сложно, – отвечает она, и по ее акценту я понимаю, что в Америку она приехала из Германии, как и мой отчим. – Гостей у нас не бывает. Да и доктор Блэкрик не следит в холле. Я и не замечаю, что в доме кто-то есть.
Я опускаю взгляд на цепочку своих грязных следов, которая тянется через весь холл, и прикусываю губу.
– Всё равно это чересчур для одного человека, – с серьезным видом говорит мама.
Уж она-то знает. Да и я тоже. Вскоре после того, как папы не стало, мама лишилась места приходящей сиделки и с тех пор зарабатывала нам на пропитание тем, что мыла роскошные уборные у всяких богачей или ухаживала за их престарелыми больными родственниками. Если я не была в школе, то ходила в богатые дома с мамой и мы вместе натирали полы в таких же особняках.
Тут Фрэнк открыл входную дверь – снаружи к дому подъехал экипаж с нашим оставшимся багажом, и порывом ветра в холл занесло ледяные капли дождя. Я отхожу подальше от сквозняка и продвигаюсь вглубь дома.
Холл огромный: пол устилают толстые ковры, на окнах висят тяжелые портьеры, а на стенах горят изогнутые газовые светильники. До самого потолка тянутся исполинские тени от яркого пламени. На столах и полках стоят дорогие с виду, необычных форм декоративные вазы и чаши. Я заглядываю в одну такую посудину рядом со мной: она до самых краев наполнена причудливыми разноцветными стеклышками. Недоумевая, я иду дальше и сворачиваю к парадной лестнице, такой широкой, что по ней можно свободно спускаться втроем. У лестницы резные, глянцевито блестящие перила из темного дерева. Справа – гостиная с потрескивающим камином. Раздвижные двери открыты. Эта комнатка так и манит войти – прямо как вампирское логово из страшных романов, которые читает Беатрис.
Коридор за гостиной, кажется, ведет в столовую – я чувствую запах чего-то копченого и приправленного перцем, значит, где-то там и кухня. Слева от лестницы другой коридор, но он заворачивает за угол, и не видно, куда он ведет. Ближайшая ко мне дверь закрыта, но я все равно шагаю к ней.
Золоченая шарообразная дверная ручка отполирована до блеска. Толстая рама деревянной двери резная, в цветах и виноградных лозах. Мое лицо отражается в ручке, и я хочу за нее взяться, но замираю. По спине пробегают мурашки.
На меня смотрит не мое отражение.
Форма глаз другая, они слишком круглые. А нос меньше моего. Утром я оставила свои темно-рыжие волосы распущенными. В отражении я вижу черную косу, завязанную на конце лентой. Дрожащими пальцами я дотрагиваюсь до головы.
– Эсси, – зовет меня мама. – Иди познакомься с фрейлейн Гретхен.
Вздрогнув от неожиданности, я вскидываю голову, а потом снова перевожу взгляд на дверную ручку. И хлопаю глазами. Ясно как день, что в отражении я. Мои глаза, мой нос, мои волосы. Мама и горничная продолжают беседовать.
– Раз уж вы об этом заговорили, миссис Блэкрик…
– Зовите меня Айлин, – с улыбкой просит мама.
– Да, конечно. – Горничная неуверенно улыбается в ответ и продолжает: – Раз уж вы об этом заговорили, нам и правда стоит дать объявления в газету о найме новой прислуги. Вам будет нужна камеристка. А у Эсси должна быть гувернантка, так ведь?
Я вижу, как в отражении мои брови ползут на лоб, и наконец оборачиваюсь. Никто из моих знакомых не знает хотя бы одного ребенка, у которого есть гувернантка. В нашем квартале в Мотт-Хейвене было заведено так, что если родителям некогда заботиться о своих детях, то дети заботятся о себе сами.