Сплетающие сеть
Шрифт:
– Кто этот человек? – спросил он раздраженно.
– Дык, это… – Зосима несколько растерялся, пытаясь сообщить мой статус. – Ну, в общем, сосед… Мой приятель.
– Он не деревенский. – В хрипловатом голосе Пал Палыча явственно звучало подозрение.
– Ясное дело. Он дачник. Избу здесь купил.
– А-а… – Пал Палыч хмуро кивнул. – Дачник – это хорошо. Пьющий? – спросил он уже у меня.
– Если наливают, то не отказываюсь.
– Истинно христианская душа… – Пал Палыч попытался приветливо улыбнуться, но на его лице появилась лишь
Зосима неестественно бодро подбежал к буфету и принес нам три стакана.
– Ты их когда-нибудь мыл? – спросил с неожиданной для пьяного брезгливостью Пал Палыч.
– А как же! Мы это завсегда… – Тут голос Зосимы виновато дрогнул, и он поторопился к мойке, где тщательно вымыл стаканы горячей водой и содой.
Пал Палыч придирчиво осмотрел каждый стакан и одобрительно кивнул.
– Льда нету, – сказал он, как бы между прочим, наливая мой стакан почти доверху.
– Невелика беда, – ответил я и заглянул в гусятницу. – Зосима, закуска еще не готова?
– Еще бы чуток… – Зосима сокрушенно посмотрел на часы. – И специи еще не все я положил…
– Горячее – значит уже не сырое. Мечи наши порции на стол. А что касается специй… Как по мне, то свежая дичь нуждается только в соли.
– Ну, как скажешь…
Выпив стакан, Пал Палыч будто проснулся. Его взгляд стал осмысленным, а движения более уверенными.
– Вот ты мне скажи, когда в нашей стране закончится бардак? – спросил он требовательно, ткнув в мою сторону толстым коротким пальцем.
– Извините, но я не силен ни в политике, ни в экономике.
– А все-таки. Неужто у тебя нет своего мнения?
– Разве интересовались моим мнением, когда решили развалить Союз?
– Не интересовались, – ответил с пьяным удивлением Пал Палыч. – И моим тоже.
– Вот видите. Мы с вами люди маленькие, – сказал я с постной миной на лице; и тут же, спохватившись, поправился: – Простите – я человек маленький. Куда вожди укажут, туда мы и пойдем.
– Вожди… – На лице Пал Палыча появилась циничная ухмылка. – Что ты знаешь о вождях…
Похоже, слово "вождь" прозвучало для Пал Палыча как голос трубы для боевого коня. Он приосанился, выпрямил спину и надул губы. Холодное начальственное выражение, появившееся на лице, будто влажной губкой стерло, в общем-то, добродушную пьяную мину.
Я мгновенно почувствовал огромную дистанцию, отделяющую меня от этого человека. Слава Богу, что я никогда не имел склонности к карьеризму…
– Не хотите ли супца? – спросил раскрасневшийся Зосима, мудро смекнув, что нужно срочно менять тему разговора. – А под него – по второй…
– Кто спорит, – живо откликнулся я, смекнув, куда он клонит. – До революции горячий суп и щи были наипервейшей закуской под хлебное вино.
Мне, как и Зосиме, вовсе не хотелось чувствовать себя в присутствии Пал Палыча мелкими клерками. А дело шло к тому. Спорить с пьяным – это все равно, что плевать против ветра.
Удивительно, однако, факт: Пал Палыч с удовольствием съел миску наваристого "охотничьего" супа, как именовал похлебку из глухаря Зосима. Нет, точно с ним что-то случилось. Раньше он во время запоев никогда не появлялся на половине Зосимы, благо "гостиница" имела свой вход. И тем более не сидел за обеденным столом Зосимы.
Возможно, Пал Палыч брезговал простой деревенской едой и потреблял только прошедшие стерилизацию продукты, получаемые им по спецзаказу. Но, скорее всего, он считал ниже своего чиновного достоинства заводить приятельские отношения с простолюдинами. А тем более – делить с ними кусок хлеба.
И вот сейчас он жадно хлебал обжигающе горячий суп, не обращая внимания на обильный пот, орошавший его лоб. Хлебал без церемоний, как простой мужик, крестьянин, возвратившийся домой после тяжкой пахоты поздним вечером.
Да-а, знать прижало Пал Палыча… Похоже, Зосима не ошибся – его квартиранта турнули с работы. Или думают это сделать – с отягчающими обстоятельствами, предполагающими судебное разбирательство и даже отсидку на нарах. Хотя бы на время следствия.
Тому, что Пал Палычу могут дать длительный срок, я не верил – в нашей стране больших шишек не сажают; максимум, что им светит, – это лет пять-семь условно, даже если они награбили миллионы. У них есть чем откупиться; если не деньгами, то неразглашением компрометирующих материалов на своих более удачливых коллег, занимающих высокие посты.
А то, что у нас можно сажать всех чиновников без суда и следствия, простой народ знает от мала до велика.
Знает, да только безмолвствует. Или глухо, безнадежно ропщет. О времена, о нравы…
Насытившись, Пал Палыч сходил в свои "апартаменты" за второй бутылкой. Мы с Зосимой дружно отказались поддержать компанию, но это его не удивило и не огорчило.
– Оклеветали, сволочи! – сказал он с нажимом, когда выпил очередную порцию. – Оклеветали… И кого!? Я одним из первых перестройку начинал. Служил верой и правдой. А что теперь? Что теперь, я вас спрашиваю!?
Я и Зосима с деланным сочувствием кивали, деликатно пряча глаза. Конечно, можно было уйти, сославшись на занятость (а нам и впрямь нужно было нести обед Каролине), но жаркое, по мнению моего приятеля, еще не было готово.
Пока Пал Палыч доедал суп, Зосима положил в гусятницу несколько мелко нарубленных светло-желтых корешков. И теперь терпеливо ждал, когда они придадут жаркому нужный вкус и запах.
– Предлагают уйти совсем… или возглавить управление… – Какое именно, он произнес сквозь зубы и так тихо, что я не расслышал. – На кой оно мне!? Я им так и сказал. А в ответ… Ах, мерзавцы! Они смеют мне угрожать. Мне! Я их в бараний рог сверну! Да я!..