Сплетение душ
Шрифт:
Если бы домой… В место ссылки семьи.
Навигации до июля ждать не стал: добирался пешком восемьсот километров – от одной деревни до другой. Останавливался у местных жителей, чинил обувь, латал крыши. Хозяйка дома собирала котомку – и снова в дорогу. Так папа и прошёл весь путь. И худой, как живые мощи, явился к нам.
В тот день я на горе поднимала лопатой целину, расширяя полосу пахотной земли. Сверху дома видны, как на ладони. Смотрю, бежит ко мне девчонка и яростно размахивает руками.
Подбегает. Бессвязно, путаясь и плача:
– Твой отец из тюрьмы в шинели пришёл!
– В какой шинели, какой отец?! – волнуясь, вскричала я.
А сама бегу уже во весь дух с крутой горы.
Папа навстречу.
Слились…
– Папа, я так тебя всегда ждала! – только потом я поняла, что осознанно обращаюсь к нему впервые.
Стоим, обнявшись, на перекрёстке дорог. Отовсюду стекаются соседи.
Опомнилась я после слов старика Морозова:
– Оля, баня затоплена, есть ли во что переодеть отца? Я и одежду бы собрал.
Есть. Мы сберегли для него.
Папа, намывшись, облачился в чистое и вышел к людям.
Кто-то послал нарочного на базу сообщить маме радостную весть. Мама всю дорогу бежала, раскраснелась, волосы растрепались, но от этого она стала ещё красивее. Молча прижались друг к другу. Не целуются. Стоят в центре, а народ столпился большим кругом.
В голос ревут все.
И женщины, и мужчины…
По случаю возвращения устроили праздник. Нашлось спиртное, да и закуску было из чего приготовить. Несколько пар рук намывали, шинковали, жарили. Быстро накрыли столы прямо на улице, и все начали веселиться, словно это их мужья вернулись.
Глядя на родителей, я гордилась своими корнями. Восхищалась родительской чистотой, их умением любить преданно.
Меня, восьмиклассницу, поражало то, что за четырнадцать лет тюрьмы отец не утратил умения быть нежным. Из бани, которую он построил вскоре за домом, приносил мать на руках. Я с улыбкой наблюдала за своим влюблённым в маму отцом (мне родители казались старыми).
При нём мама сразу как-то расцвела, пополнела. Папа взвалил самое тяжёлое на свои плечи. С большим хозяйством забот и дел хватало. Летом он устроился работать на тракторе в леспромхоз: возил доски, брёвна, с охотой брал в руки топор.
Не зря Ленин писал: «Карелы – народ трудолюбивый! Я верю в их будущее».
Отцу за работу были положены хлебные карточки. Подошло время рассчитываться – не выдали…
– Хлеба ему захотелось?! Пусть спасибо скажет, что живой!
Только не знали мы тогда – кому именно сказать спасибо?
Пришла пора идти на работу и мне. Никто не понукал.
Необходимость – лучший стимул.
Я устроилась в Осинниках на шахту. Сняла для жилья койко-место у незнакомых людей. Из Берензаса не успеть – далеко. На работу к шести утра.
Одновременно училась в школе рабочей молодёжи. С утра – на работе, вечером – за парту. Шесть месяцев без отрыва от производства осваивала специальность моториста подземных транспортёров, постигала технику безопасности. В итоге могла самостоятельно управлять лебёдкой, грузить уголь с ленточного транспортёра, откатывать техникой вагоны, сланцевать лаву, пользоваться насосом, следить за работой мощных вентиляторов. Я потом даже сама заменяла сальники, не ожидая слесарей, чтобы техника не простаивала.
Каждый рабочий день начинался с получения наряда.
Что такое наряд?
За два часа до начала работы приходишь в кабинет начальника участка и узнаёшь о задании на день. Здесь докладывают об авариях за предыдущую смену. Тут же обычно проводится политминутка, во время которой все как один подписываются на государственный денежный заём в размере месячной оплаты. Решение это добровольное, а не то что «хочу – подписываюсь, хочу – нет».
Получив задание, идёшь надевать комбинезон, получать каску с фарой, аккумулятор – подзаряженный и проверенный заново. И на клеть – в лифт, чтобы опуститься на восемьсот метров под землю.
Если высота лавы, или, иначе, самого угольного пласта, небольшая, то сланцевать, очищать лаву от оставшегося угля, подтаскивать затяжки, чтоб крепить кровлю, приходится ползком, лёжа.
Бывало, развалишься себе, как барыня…
Выходит, шахтёр – вторая женская профессия, которая позволяет зарабатывать деньги лёжа. Но она не является древней. Это – завоевание Советской власти.
Я – ученица девятого класса – единственная из девушек работала в забое. Кругом одни мужики. Мат в воздухе стоит – глаза щиплет…
Дядя Федя Выглов попросил принести «коня».
Я решила, что предмет внешне должен хоть чем-то его напоминать. Ничего похожего не нашла. Так об этом честно ему и доложила, вернувшись обратно. Он свирепо глянул на меня, пошёл в глубь лавы и притащил оттуда какую-то ржавую проволоку. Трясёт ею у меня перед самым носом (чтоб лучше рассмотреть могла) и на весь забой: