Сплетница
Шрифт:
— Угадай, кто вернулся? — пискнул в трубке взволнованный голос сестры.
Как и Дэн, Дженни была волком-одиночкой. Если ей хотелось с кем-то поговорить, она звонила брату. Это она купила им по сотовому.
— Дженни, это что, так срочно… — начал раздраженно выговаривать сестре Дэн — так, как умеют только старшие братья.
— Серена Ван дер Вудсен! — перебила его Дженни. — Она снова будет ходить в Констанс Биллард. Я видела ее на молитве. Подумать только!
По тротуару прошуршала крышка от пластикового стакана. Красный «Сааб» проскочил авеню Вест-Энд на желтый свет.
Серена Ван дер Вудсен. Он глубоко затянулся сигаретой. Руки так дрожали, что он едва не пронес ее мимо рта.
— Дэн? — пискнула трубка. — Ты слышишь? Я говорю, Серена вернулась. Серена Ван дер Вудсен!
Дэн резко выдохнул.
— Ну, слышал, — сказал он с наигранным безразличием. — И что с того?
— Как — что с того? — недоверчиво сказала Дженни. — Брось, Дэн, я-то знаю, что с тобой чуть не приключился сердечный приступ. вечно ты прикидываешься, Дэн.
— Я — вполне серьезно, — раздраженно бросил Дэн. — Чего ты звонишь? Мне-то что за дело?
Дженни тяжело вздохнула. Дэн положительно выводил ее из себя. Ну почему он не может открыто радоваться, как другие люди? Ей так надоела его бледная кислая мина поэта, погруженного в свой внутренний мир.
— Ну и ладно, — сказала она. — Забудь. Поговорим позже.
Она отключилась, и Дэн вернул сотовый в карман черных выцветших вельветовых брюк. Извлек из заднего кармана пачку Camel и прикурил новую сигарету прямо от окурка. Он обжег палец, но даже не почувствовал этого.
Серена Ван дер Вудсен.
Он познакомился с ней на вечеринке. Нет, не так. Он только увидел ее на вечеринке — единственной вечеринке, на которой он побывал, в квартире его собственных родителей на углу Девяносто девятой и Вест-Энда.
Стоял апрель; дело было в восьмом классе. Вечеринку устроила Дженни, а их отец Руфус Хамфри, печально известный редактор поэтов-битников старшего поколения и бывший завсегдатай вечеринок, с радостью предоставил ей свободу. Их мать уже несколько лет как уехала в Прагу, чтобы «сосредоточится на искусстве». Дэн пригласил весь класс и сказал друзьям привести как можно больше народу. Прошло больше сотни человек; пиво, спасибо Руфусу, лилось рекой, и многие ребята напились первый раз в жизни. Дэн говорил, что это была лучшая вечеринка в его жизни, и на этот раз мы можем ему поверить. Дело было не в пиве; там он встретил Серену Ван дер Вудсен. И пускай она напилась и села играть в дурацкую игру, где надо было говорить на латыни и целовать разрисованный живот какого-то придурка, — даже тогда Дэн не мог оторвать от нее глаз.
Позже Дженни рассказала ему, что Серена учится с ней в одной школе, и с тех пор сестра стала его наперсницей, сообщавшей о Серене все: где она была, что делала, что говорила, во что была одета. Дэн узнавал обо всех тусовках, где он мог мог ее увидеть. Такая удача выпадала не каждый месяц. Не то чтобы вечеринки случались редко — случались они очень часто, но Дэну путь на них был почти всегда заказан. Дэн не принадлежал к миру Серены, Блэр, Нейта и Чака. Дэн вращался в высших кругах. Он был обычным подростком.
На протяжении двух лет Дэн с тоской
И вдруг Серена вернулась.
Дэн прошел полквартала и повернул назад. Мысли проносились в его мозгу со страшной быстротой. Устроить тусовку. Он напишет приглашения и попросит, чтобы Дженни подсунула одно из них в шкафчик Серены. А когда она войдет в его дверь, он встретит ее, снимет пальто и поздравит с возвращением в Нью-Йорк.
«Без тебя каждый день шел дождь», — скажет он. Как поэтично.
А потом они запрутся в отцовской библиотеке, сорвут друг с друга одежду и будут целоваться на кожаном диване перед камином. Когда все разойдутся, он будет кормить ее своим любимым кофейным мороженым. Больше они не расстанутся никогда. Они не смогут прожить друг без друга ни минуты и попросят, чтобы их перевели в школу «Тринити», где совместное обучение. Они переедут в Колумбию и снимут однокомнатную квартирку, где не будет никакой мебели, кроме огромной кровати. Друзья Серены будут звать ее вернуться к прежней жизни, но ни один благотворительный бал, ни один торжественный ужин, ни одна блестящая вечеринка не заставят ее уйти от него. Если придется, она бросит ради него и счет в банке, и фамильные бриллианты. Серена согласится жить и в шалаше, был бы любимый рядом.
— Черт побери, до звонка пять минут, — раздался сзади неприятный голос.
Дэн обернулся. Ну разумеется Чак Басс, «кашемировый мальчик», как называл его про себя Дэн, имея ввиду неизменный шарф Чака с дурацкой монограммой. Он говорил с двумя приятелями-выпускниками, Роджером Пейном и Джеффри Прескоттом. Ни привет, ни кивка. С какой стати? Они приезжали в Вест-Энд из своего Верхнего Ист-Сайда только на время учебы или на вечеринку. Они ходили с Дэном в один класс, но были будто с другой планеты. Для них Дэн был пустым местом. Они его просто не замечали.
— Парни, — сказал Чак Басс.
И прикурил сигарету. Он курил сигареты, как косяки, зажимая их между большим и указательным пальцем и резко затягиваясь.
Жалкое зрелище.
— Так вот, парни, знаете, кого я вчера видел? — продолжил Чак, выпуская струйку дыма.
— Лив Тайлер? — пошутил Джеффри.
— Точно, и она весь вечер тебя домогалась, — захохотал Роджер.
Дэн навострил уши. Он уже собирался идти на урок, но вместо этого прикурил новую сигарету, чтобы дослушать до конца.
— Мамаша Блэр Уолдорф устроила тусовку для своих, и Серена с предками тоже притащилась, — сказал Чак. — Хотите — не верьте, но она весь вечер на мне висла. Большей шлюшки я не встречал. — Чак затянулся сигаретой.
— Гонишь, — сказал Джеффри.
— Если бы. на днях я узнал, что она трахалась с Нейтом Арчибальдом еще в десятом классе. А в этом пансионе она получила разностороннее образование, сечете, о чем я? Им пришлось дать ей пинка под зад, чтобы больше не раздвигала ноги.
— Брось, — сказал Роджер. — Ты гонишь. За это не исключают.