Сплетница
Шрифт:
Серена нажала четыре и задумалась.
— …Привет… это Серена. Прости, что долго не звонила. Но и сам мог бы позвонить, дурында. Меня упекли в Риджфилд, скука смертная, я только-только вернулась в город. Сегодня первый день ходила в школу. Все так странно. Полный отстой. Все так… все так… не знаю, как сказать. Все очень странно… Ладно, просто позвони мне. Скучаю по тебе, задница. Пришлю тебе посылку, как только смогу. Люблю. Целую.
Жизнь хрупка и нелепа
— Хватит строить из себя черт-те что, — сказала
Дженни ела половинку грейпфрута, запивая мятным чаем. Она села на диету с весны, как толь¬ко у нее начались критические дни. Но диета не помогала: ее грудь росла как на дрожжах. Дэн бес¬покоился, что сестра заморит себя голодом, но Дженни была живой и веселой, как никогда. Дэн только разводил руками, не подозревая, что каж¬дое утро по пути в школу Дженни покупала на Бродвее аппетитную булочку с маслом и шоколад¬ной крошкой.
Не лучший способ уменьшить объем груди.
Дэн уплетал второй шоколадный пончик, запивая его растворимым кофе с молоком и четырьмя ложками сахара. Он не мог жить без сахара и кофеина — потому-то его руки и тряслись. Дэн не следил за здоровьем. Ему нравилось думать, что он живет на грани риска.
За завтраком Дэн перечитывал сценарий фильма Ванессы — того, в котором ему была отведена главная роль. Он произносил про себя, будто мантру, одну и ту же строку: «Жизнь хрупка и нелепа».
— Ну давай, скажи, что тебе нет дела до Серены Ван дер Вудсен, — подначивала Дженни.
Она положила в рот дольку грейпфрута и принялась ее обсасывать. Потом сунула палец в рот, извлекла белую пупырчатую кожуру и положила ее на тарелку.
— Ты бы видел ее, — продолжила она. — Офигительная. И так изменилась. Тряпки прежние, а лицо новое. Выглядит старше, но не старее, а как Кейт Мосс или другая модель, которая будто везде побывала и все попробовала, и грязь к ней не прилипла. Будто она… ну, многоопытная, что ли.
Дженни ждала ответа, но брат сидел, уставившись в чашку.
«Жизнь хрупка и нелепа».
— Ты что, даже не хочешь ее увидеть? — спросила Дженни.
Дэн подумал о том, что Чак Басс говорил про Серену. Ему не хотелось верить его словам, но раз даже Дженни назвала Серену многоопытной, возможно, Чак был и прав, и Серена действительно шлюха из шлюх, торгует наркотиками и награждает партнеров венерическими болезнями.
Дэн
— Какая мерзость. Почему ты не ешь пончики, как все нормальные люди?
— Чем плох грейпфрут? — сказала Дженни. — Очень освежает.
— Но ешь ты его омерзительно, — сказал Дэн. Он запихнул в рот остатки пончика и облизал шоколад с пальцев, чтобы ни капли не упало на сценарий.
— Не нравится — не смотри, — огрызнулась Дженни. — И вообще, ты не ответил на мой вопрос.
Дэн встряхнулся:
— Какой вопрос?
Дженни облокотилась на стол и наклонилась вперед:
— Серена Ван дер Вудсен. Я-то знаю, что ты мечтаешь ее увидеть.
Дэн пожал плечами и перевел взгляд на сценарий:
— Да мне плевать.
— Ну конечно, — сказала Дженни, закатывая глаза. — Ладно, через неделю в пятницу намечается грандиозная вечеринка в защиту сапсанов Центрального парка. Вот уж не знала, что в Центральном парке есть соколы. В общем, за вечеринку отвечает Блэр Уолдорф, а Блэр и Серена — лучшие подруги, так что Серена там точно будет.
Дэн уткнулся в сценарий, как будто ему не было дела до слов сестры. А Дженни продолжала говорить, как будто ей не было дела до молчания брата.
— Короче, нам осталось только заполучить приглашение на бал, — сказала Дженни. Она взяла бумажное полотенце, смяла его в комок и запустила в голову брата. — Дэн, прошу тебя, — заискивающе сказала она. — Нам надо пойти.
Дэн отложил сценарий и взглянул на сестру, серьезно и печально.
— Дженни, я не хочу, — сказал он. — В пятницу я пойду к Дэку играть в приставку, а потом поеду в Бруклин с Ванессой и компанией. Как всегда.
Дженни пнула ножку стула, как маленькая.
— Почему, Дэн? Почему же ты не хочешь пойти?
Дэн покачал головой, горько усмехаясь:
— Потому, что нас не позвали. И не позовут. Забудь, Джен. Мне очень жаль, но ничего не поправить. Мы не такие, как они, и ты это знаешь. Блэр Уолдорф, Серена Ван дер Вудсен и все их друзья принадлежат к иному миру.
— Почему же ты все время хнычешь? Я с ума схожу, — сказала Дженни, закатывая глаза.
Она встала, швырнула тарелки в раковину и принялась яростно работать губкой. Затем резко развернулась и уперла руки в бока. На ней была розовая фланелевая рубашка, темные кудри торчали во все стороны — накануне она легла спать с мокрой головой. Она выглядела как миниатюрная домохозяйка — с грудью на десять размеров больше, чем все тело.
— Плевала я на тебя. Я иду на вечеринку, — заявила она.
— На какую вечеринку? — В дверях кухни появился мистер Хамфри.
На конкурсе отцов, позорящих детей, Руфус Хамфри завоевал бы первый приз. На нем была белая майка с кругами пота под мышками и красные семейные трусы. Он почесывал промежность. Лицо покрывала разномастная щетина, где седая и густая, где легкая небритость, а где плешь. Курчавые седые волосы всклокочены, карие глаза словно подернуты пеленой. За каждым ухом торчало по сигарете.
Дженни и Дэн молча уставились на отца.
Затем Дженни вздохнула и вернулась к тарелкам.
— Забудь, — сказала она.