Сплит
Шрифт:
Я обхватываю руками живот, пытаясь взять себя в руки.
— … избиения, которые, казалось, никогда не кончатся. Голод. Когда она, наконец, кормила меня, и когда я подносил еду к губам, она шлепала меня так сильно, что еда падала на пол, а я видел звезды. Знаешь, каково это — есть свою еду с пола? Ползать на коленях, заложив руки за спину, и слизывать свою еду с грязного гребаного пола, Шайен?
— Нет.
— Нет, конечно, ты не знаешь. — Он придвигается ближе, но я не поднимаю головы. — Хреново, что твоя мама заболела и умерла, но не жди от меня ни капли сочувствия.
— Прости, я не знала, насколько плохо…
— Хочешь знать? — его голос у моего уха, так близко, что горячее дыхание касается моей шеи. — Ты действительно хочешь знать, убил ли я свою семью? Сможешь ли ты справиться с правдой моей жизни, Шайен?!
Я отворачиваю голову от его криков и задаю себе тот же вопрос.
Смогу ли я? Смогу ли я вынести еще какую-нибудь из его истин?
— Д-да.
Он тихо стонет и заканчивает глубоким смешком.
— Такая смелая, моя Застенчивая Энн. — Он обхватывает рукой мой конский хвост и мягко оттягивает голову назад, пока шея не напрягается под таким углом. Его губы перемещаются к моему горлу, и он скользит языком от ключицы к уху, медленно и обдуманно.
— Ммм… Я чувствую вкус твоего страха.
Я крепко зажмуриваю глаза и молюсь о мужестве.
— Я не боюсь тебя. — Мой голос дрожит, когда он продолжает нежную атаку на мое горло своими губами. — Я боюсь за тебя.
Его рот застывает на моей шее, а рука, которой он держит мои волосы, дрожит, но не от беспокойства, а от едва сдерживаемой ярости.
— Не бойся за меня, малышка. Хочешь правды, и ты ее получишь. — Его дыхание, как огонь, окутывает мое ухо. — Да, я убил свою мать-шлюху.
Я втягиваю воздух, но также быстро выдыхаю его.
— Теперь довольна? — он издает смешок и отпускает мою голову. — Ты собираешься бежать, Шай?
Я поворачиваюсь, чтобы увидеть Гейджа, его стойку, напряженную и готовую к нападению. Мои глаза горят, но не от слез. А яростной одержимостью и огненным гневом, которых я никогда раньше не испытывала. Издеваться над собственными детьми, обвинять невиновных в преступлениях, заставлять их буквально есть дерьмо.
Медленная усмешка изгибает мои губы, и, когда его глаза прищуриваются на моих губах, он бледнеет.
— Нет, я не собираюсь убегать. — Я поднимаюсь и встаю, и впервые за все время вижу вспышку страха в глазах Гейджа. — Счастлива ли я? — я делаю шаг к нему, и его руки сжимаются в кулаки по бокам. — Ты сможешь принять мою правду, Гейдж?
Он не отвечает устно, но наклоняет голову.
— Эта сука заслужила смерть, и никто не может лучше доставить ей вечность в аду, чем ты.
Гейдж
Никогда в жизни я не был потрясен до глубины души.
Я видел столько, был свидетелем пыток детей, испытал боль и психическое насилие, которые не мог представить ни один человек. Был изгнан, обращен в мусор и оплеван единственным человеком в мире, который должен защищать меня.
Я никогда не теряю голову. Всегда держу все под контролем.
Совершенно неспособным на ответ.
Она не только не ненавидит меня, не осуждает и не жалеет… но и поддерживает меня. Сама по себе эта концепция безумна. Такие женщины, как Шайен, с ее большим сердцем и нежной душой, должны воспринимать меня как чуму. Бежать, спасая свою жизнь, и никогда не оглядываться назад. Тот факт, что она оголяет мою душу и оставляет беззащитным, шокирует.
— Расскажи мне остальную часть истории, Гейдж. — Она крадется ко мне, и я делаю глубокий вдох. — Ту часть, которую знаешь только ты. Ту часть, о которой ты никогда не хотел, чтобы Лукас узнал.
— Я… я не могу.
Проклятье, я говорю как слабак.
Она придвигается ближе.
— Она убила твоих братьев и сестру?
Черные вспышки взрываются перед моими глазами, и беспомощность наполняет мою грудь.
Я поднимаю руку, чтобы остановить ее наступление как физически, так и словами.
— Прекрати!
Ее красивые глаза сужаются.
— Ты был там и взял на себя ответственность, чтобы защитить Лукаса. Тот день, должно быть, был хуже других. Откуда взялся пистолет?
Я зажмуриваю глаза, борясь с чернотой.
— Я не… я не могу…
— Ты можешь доверять мне. На каком-то уровне ты знаешь, что можешь. Не сопротивляйся этому. Поговори со мной.
Туннельное зрение сжимается. У меня кружится голова, и я присаживаюсь на корточки, чтобы обхватить голову руками.
— Не понимаю, что ты делаешь, но просто… остановись. — Я нажимаю на виски в попытке отодвинуть надвигающуюся темноту.
— Что произошло в тот день, когда ты убил свою мать, Гейдж? Скажи мне!
Жалкий крик вырывается из моего горла.
Занавес опускается.
Глава 30
Шайен
Гейдж уходит.
Только что он был здесь, а в следующее мгновение его глаза закрываются, а мышцы расслаблены. Я обнимаю его, не уверенная в том, кого держу.
Я пытаюсь успокоить мужчину в своих объятиях, его большое тело прислоняется ко мне, как будто он теряет все свои силы. Проигрывает бой. Моя грудь болит, а сердце полностью уничтожено из-за этого ужасно сломленного мальчика.
Три слова звучат у меня в голове так же отчетливо, как мое собственное имя.
Я люблю их.
Их обоих.
Боже, и разве это не то, чего им не хватает всю жизнь? Именно отсутствие любви делает их настороженными. Мысль о том, что они недостойны безусловной привязанности, сдерживает их. Каждой частичкой своего существа я хочу исправить это, доказать им, что они исключительны. Я не хочу их исправлять, просить помощи у Лукаса с намерением избавить его от Гейджа; это только подтвердило бы то, во что они уже верят. Что им нужно, так это верить в свою ценность не тогда, когда они могли бы стать кем-то, а что они ценны сейчас, теми, кем они являются.