Спокойно, Маша, я Дубровский!
Шрифт:
– Конечно! – вскричала я, хаотично озираясь по сторонам в поисках хоть какой-нибудь подсказки.
На глаза очень удачно попался старый Зямин мольберт, который братишка давно собрался выбросить, но до помойки не донес, так и забыл в углу просторной прихожей. Кто-то из моих изобретательных родственников придумал использовать мольберт как доску объявлений, нововведение прижилось, и теперь на наклонной поверхности стенда разноцветными чешуйками трепещут бумажки, приколотые кнопками. Правда, ротация записок происходит медленно, и порой сообщение находит адресата бесконечно поздно. К примеру, я только
Следовало признать, что мольберт объявлений является не самым эффективным средством связи, но в данный момент он мне очень помог.
– Я на вернисаже! – радостно вскричала я, с благодарностью погладив шершавую доску в маленьких разноцветных нашлепках. – На выставке произведений современных художников! Миниатюристов! Может, ты тоже сюда приедешь?
– Нет уж, лучше вы к нам! – Денис отреагировал именно так, как мне того хотелось.
Из всего многообразия событий, которыми чревата жизнь современного человека вообще и эксперта-криминалиста в частности, капитана Кулебякина меньше всего привлекали именно вернисажи, и тому есть серьезные причины.
Как-то на заре нашего знакомства я потащила Дениса на юбилейную выставку известного художника-иллюстратора, сделавшего себе имя на оформлении фантастической литературы. Честно скажу, мне его абстрактные рисунки не слишком понравились. Приходилось сильно напрягать воображение, чтобы найти в них хоть какой-то смысл. Поэтому я здорово удивилась, когда капитан Кулебякин в ответ на традиционный вопрос жаждущего комплиментов художника: «Как вам мои работы?» – с жаром принялся нахваливать авторские произведения. Мол, все просто здорово, очень натуралистично, а жареная курица вообще как живая... В результате выяснилось, что за книжку, великолепно иллюстрированную юбиляром, мой простодушный милицейский друг принял забытое кем-то на столике меню. Получился большой конфуз, после которого Денис старательно дистанцируется от всяческих культурных мероприятий богемного характера.
Вот и теперь он наотрез отказался примкнуть ко мне на воображаемой выставке, чему я была искренне рада. Более того, я успешно использовала эту же домашнюю заготовку в последующем телефонном разговоре с Катериной.
– Ты куда пропала в разгар рабочего дня? – очень недовольным тоном спросила коллега-трудоголичка.
– Я понесла в массы знамя компании «МБС»! – пафосно ответила я. – Без устали пиарю нашу контору в кругу потенциальных клиентов на выставке современного искусства.
– Я тоже хочу на выставку! – заныла Катя. Ее отношение к культурно-массовым шоу диаметрально отличалось от Денискиного.
– Давай, – коварно согласилась я. – Третьей будешь! Я тут с капитаном Кулебякиным. Помнишь его?
Еще бы Катерина не помнила Кулебякина! Она вместе с нами присутствовала на том историческом бенефисе иллюстратора и расценила комическое выступление Дениса как публичное позорище славного имени «МБС». Сказать, что после этого капитан Кулебякин стал для нее персоной нон-грата – значит, ничего не сказать. В общем, моя утонченная и чувствительная коллега побрезговала нашей плебейской компанией, и я не стала на нее за это обижаться. Пусть себе сидит в конторе, а я милым образом займусь своими делами!
Последней я позвонила Трошкиной. В отличие от Денискиного «секретаря» Барклая, она схватила трубку сразу же, но вместо ожидаемого приветствия послала мне такое громкое и грозное сопение, что я задумалась – не завела ли и моя подружка четвероногого адъютанта? Может, это новое модное веяние и мне тоже пора купить какого-нибудь дрессированного хомяка для транспортировки ко мне и от меня ультратонкого мобильника?
Пока я озабоченно соображала, не отстаю ли от времени, у Трошкиной прорезался голос, и она очень неласково спросила:
– Небось стыдно тебе?
Я прислушалась к своим ощущениям и честно ответила:
– Не очень... А должно быть стыдно?
Алка возмущенно ахнула и вскричала:
– Ты еще спрашиваешь?! Боже, у тебя совсем нет совести!
– Ты это сейчас с кем разговариваешь? – с интересом спросила я. – Если с Господом нашим, то выбирай выражения, а не то нарвешься за свою непочтительность на кару небесную!
– Ты сама нарвешься! – злобно пригрозила мне обычно милая и кроткая Трошкина.
В трубке загудело.
Очевидно, Алка была в бешенстве. На такое редкое зрелище стоило посмотреть, поэтому я немедленно отправилась к подружке – благо идти было недалеко: она живет в том же подъезде, что и я, только двумя этажами ниже.
Разгневанная Трошкина была прекрасна. Она трясла распущенными волосиками, размахивала кулачками, топала ножками и была примерно так же страшна, как рассерженный щенок пекинеса. С высоты своего далеко не среднего роста я с умилением посмотрела на эту фурию карликовой породы и добрым голосом Гулливера, предлагающего мировую воинственным лилипутам, спросила:
– Ты не иначе палец прищемила, Трошкина? Чего орешь и дергаешься?
– Ах, так! Ах, ты! И он тоже! Вы оба! – зайцем заверещала взбешенная Алка.
– Разрабатываешь тему «Местоимение»? – Я подивилась, как широко распространился в массах филологический зуд.
Определенно, это какая-то инфекция. Вот уже и Трошкина вслед за Смеловским, не щадя себя, грызет гранит родной словесности! Того и гляди, без зубов останется!
Пока что зубы у Алки были в порядке, и она ощерила их, как маленький злобный хомячок:
– Как можешь ты, моя лучшая подруга, почти что сестра, давать телефон своего брата чужим теткам!
– Погоди, не так быстро, – я немного запуталась в перечислении близкородственных связей. – Какие тетки? Какой телефон?
– Зя... Зя-а-а...
Не договорив, Трошкина бурно разрыдалась. Пришлось ее успокаивать, утешать, отпаивать водичкой и между делом вникать в суть очередной маленькой трагедии.
Оказывается, побитый Зяма после кулачного боя на поминках отправился зализывать раны не куда-нибудь, а к Алке!