Спокойной ночи, крошка
Шрифт:
Я не испытывала ничего подобного с парнями, с которыми целовалась. Острое желание давит мне на грудь, расцветает у меня между ног, пульсирует в венах. Ну конечно, все так и должно быть. Мэл — тот самый, с кем я должна заняться этим в первый раз. Я не буду сожалеть, если сделаю это с Мэлом. Он был рядом, когда все остальное случалось со мной впервые. Первый зуб. Первый шаг. Первая влюбленность — в звезду телесериала. Первый поцелуй — в шестом классе, с Джейсоном Баттерворсом. Конечно, он будет рядом и теперь.
Его пальцы
И тут Мэл издает какой-то странный звук — не то всхлип, не то вздох — и отдергивает руку. Резинка пижамы пребольно шлепает меня по животу.
Мэл отодвигается, резко опуская голову на подушку.
«Что случилось?»
Я слышу, как тяжело он дышит, но не решаюсь повернуться. Я знаю, что Мэл хотел меня. Я чувствовала это в запахе его тела, в эрекции его члена.
«Что я сделала не так? Почему он передумал?»
Он дышит громко и быстро, словно только что пробежал стометровку. Его дыхание будто заполняет всю комнату, щекочет мне шею.
«Может, он боится своей неопытности? Но Мэл уже занимался этим, почему же он остановился? Или он боится стать моим первым мужчиной?»
Мэл сбрасывает одеяло и выбирается из кровати. В комнате темно, но из коридора льется свет — лампы там ослепительно яркие, их никогда не выключают, и поэтому ночью здесь всегда царит полумрак.
«Может, все дело в моем теле? Оно не настолько прекрасно, как у других девчонок, с которыми он встречался?»
Мэл подходит к шкафу, огромному дубовому уродливому шкафу в углу. Там лежат мои платья и туфли. Рядом находится дверца — за ней умывальник и зеркало. Я слышу, как льется вода, как Мэл умывается. Он молча стоит перед зеркалом. И громко дышит в темноте.
Мне так и не хватило мужества повернуться. Посмотреть, что он делает.
Медленно, осторожно, стараясь двигаться как можно меньше, я сворачиваюсь калачиком, прикрывая футболкой живот. Я слышу, как Мэл копается возле шкафа — там он бросил свои вещи. Затем звучит шуршание липучки — Мэл раскладывает спальный мешок.
— В кровати тесно, — шепчет он, застегивая мешок.
В ответ я закрываю глаза, делая вид, что сплю. Сейчас я не могу поговорить с ним, от смущения и унижения я лишилась дара речи.
«Почему он вообще решил, что захочет заниматься этим со мной?»
— Я буду спать на полу, — шепчет Мэл. — Спокойной ночи.
Звучат последние ноты песни, воцаряется тишина. Все это случилось, пока играла одна песня. Мы так сблизились, а потом…
По-моему, мы оба толком не спали той ночью. Я чувствовала это по ритму его дыхания. Мэл, как и я, всю ночь всматривался в полумрак.
Мы не стали говорить об этом на следующее утро. Мы занимались повседневными делами, будто ничего не случилось. Но в какой-то момент я заметила, как странно Мэл смотрит на меня. Словно пытается что-то понять. Пытается принять решение.
Я знала Мэла.
— Корди убьет меня, когда я вернусь домой, — сказал он, уезжая.
— Ага. До сих пор не понимаю, почему ты не взял ее с собой.
— Я хотел побыть с тобой наедине, — ответил Мэл. — Нам редко это удается в последнее время.
— Что ж, надеюсь, это того стоило, — хмыкнула я. — Потому что Корди заставит тебя страдать.
Мэл обнял меня, но я не почувствовала привычной нежности. Да и он не прижал меня к себе так сильно, как обычно. Мы не говорили о том, что случилось, но наши тела не забыли о том, что нам надлежит испытывать смущение.
— Конечно, оно того стоило. Каждое проведенное с тобой мгновение того стоило.
Я отстраняюсь первой. Мне трудно быть так близко к нему.
— Скажи это Корди, — смеюсь я. — Уверена, она тебя простит.
— Ага. — Он открывает дверцу машины, останавливается и поворачивается ко мне. — Я скучаю по тебе, Нова. Скоро увидимся.
— Ну да, — отвечаю я.
И когда его машина скрывается за поворотом, я понимаю, что нужно было признаться ему. Нужно было сказать, что я люблю его.
Я не плачу.
С тех пор как Лео попал в больницу, я не плачу. Думаю, Лео удивился бы этому. Он думает, что я все время плачу, причем по каким-то нелепым поводам. И это правда. И в то же время нет. Просто только Лео видит мои слезы. Только он может вывести меня из себя. Больше почти никому это не удается. А Лео даже не прикладывает к этому особых усилий.
Когда Лео было четыре года и он только пошел в детский садик, у нас произошел один забавный случай. На одном из занятий детей спросили: «Чем занимаются ваши мамы и папы?» Думаю, воспитательница имела в виду профессию. Лео сказал: «Мама плачет». Воспитательница повторила вопрос еще раз. «Мама плачет. Все время», — повторил Лео. В тот же день меня вызвали в садик. Кроме воспитательницы в кабинете сидела еще и нянечка. Мне пришлось затратить массу усилий, чтобы убедить их, что у меня все в порядке. Да, я мать-одиночка, но семья меня поддерживает. Нет, я не чувствую себя одинокой. Да, Лео преувеличивает, и я не плачу все время. Да, если мне станет грустно, я обращусь за помощью.
Воспитательница дала мне пару визиток отличных психологов — наверное, она не чувствовала в этом никакой иронии. Она взяла с меня слово, что я свяжусь с ней, если мне нужна будет помощь. В чем угодно.
Когда я спросила Лео, зачем он такое сказал, он удивленно повернулся ко мне: «Но это правда, мамочка. Ты все время плачешь».
Когда я рассказала об этом маме, та спросила, сказала ли я воспитательнице о своей профессии. Сказала ли я о своей диссертации по психологии.
Когда я покачала головой, мама хмыкнула: «Ну, значит, сама виновата». Мама полагает, что ученая степень может защитить меня от всех бед и я должна хвастаться этим всем подряд.