Спор о варягах
Шрифт:
«Отечественные записки» поместили трезвые и холодные соображения:
«Нас особенно поразила живучесть народных предубеждений, которые едва даже костюм переменили... Нам в зале Университета припомнилось, что 120 лет назад Миллер собирался говорить речь о происхождении варягов из Швеции. Русские ученые того времени нашли такое происхождение позорным для народной чести. Подобный же мотив нельзя не видеть и в новейшем производстве варягов из Жмуди. Нам тяжела похвальба немцев, утверждающих, что без них не было бы спасения Руси, нам хотелось бы отнять у них и малейший повод к подобной похвальбе, и вот мы отправляемся снова за море искать там вчерашнего дня, то есть варягов...
...варяги, кто бы они ни были, бесследно расплылись
...какое, собственно, дело современному человеку до того, откуда пришли руссы...» (Литературные заметки 1860).
Чернышевский (1860) откликнулся на диспут заметкой в «Современнике». Он писал: «Кто имеет хотя малейшее понятие о сравнительной филологии и о законах исторической критики, видит совершенную нелепость доказательств, которыми старые ученые подтверждали норманнство Руси». Добролюбов в «Свистке» также откликнулся на взволновавший всех диспут. Он обращался к Погодину с такими стихами:
Умеешь ты мешать со вздором небылицы,
Смешить с ученым видом знатока.
И заключал:
Ученость дряхлую мы свистом успокоим.
(Добролюбов 1860, см. также 1858).
Действительно, «ученость дряхлая» на время успокоилась, в исторической литературе на какой-то период возобладал антинорманизм. Именно в это время и была написана стихотворная пародия А. К. Толстого.
3. Новое противостояние
Вскоре появились, можно сказать, кодексы антинорманизма: труд И. Е. Забелина «История русской жизни», сборник статей Д. И. Иловайского «Разыскания о начале Руси», два тома С. А. Гедеонова «Варяги и Русь». Все они вышли в 1876 г. — вот был поистине год антинорманизма! (Гедеонов 1876; Забелин 1876; Иловайский 1876). Правда, труд Гедеонова был тоже переизданием его статей, выходивших в 1862-1863 гг. Гедеонов был очень сведущ в лингвистике, и его критические замечания заставили даже лингвиста Куни-ка поколебаться в некоторых скандинавских этимологиях.
У антинорманистов уже не было речи о жмудском происхождении варягов. Даже сам Костомаров на Тифлисском археологическом съезде в 1881 г. отказался от этой идеи. Теперь Гедеонов, Иловайский и Забелин вернулись к ломоносовской идее о том, что варяги пришли с берегов Южной Балтики, и это южнобалтийские славяне. Правда, получить князей от западных славян было тоже не очень лестно, учитывая вечные споры с поляками за первенство, но, во-первых, западные южнобалтийские славяне — не поляки, во-вторых, они почти полностью исчезли и ныне ни на что претендовать не могут, а в-третьих, все лучше, чем германцы-скандинавы!
Старик Погодин боролся «не на живот, а на смерть с новыми историческими ересями» (Погодин 1864; 1874). Странным образом, теперь демократическая общественность была на его стороне. В последние десятилетия XIX в. и в начале XX в. антинорманизм в его реакционно-монархическом оформлении стал уже официальной догмой: русские школьники учились истории «по Иловайскому». И сатирики оппозиции высмеивали теперь уже верноподданных атинорманистов. Так, например, зубоскалы из «Сатирикона» писали в своей обработке «Всеобщей истории», явно пародируя Иловайского:
«Племя Русь в первый раз появилось в России в 862 г. Откуда оно появилось — никому не было известно. Все в этом племени были беспаспортные и на расспросы летописцев давали уклончивые ответы... Жили тогда славяне, следуя строго обычаям предков, в вечной ссоре и беспрерывной драке между собой... Несмотря, однако, на отчаянную отвагу, славяне всем платили дань, не желая, по-видимому, отступать от преданий седой старины... Пришедши к варягам, послы потихоньку заглянули в шпаргалки, которые на всякий случай носили в кармане, и выпалили из Иловайского:
"Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами".
За знание истории варяги поставили послам пять, а потом приступили к деловому разговору» (Всеобщая 1911/1991:159).
Новое оживление «норманнской теории» начинается в эпоху русских революций. И снова на одной позиции оказываются представители противоположных направлений исторической науки. Опостылевшие всем официальномонархические учебники истории настолько дискредитировали антинорма-низм, что наиболее серьезные и объективные ученые с особенным интересом занялись фактами, говорящими в пользу «норманнской теории». Так в 1919 г. появилась книга академика А. А. Шахматова «Древнейшие судьбы русского племени», подводящая итог многолетним изысканиям академика. В ней реконструируются волны скандинавских нашествий, приведшие к созданию русского государства (Шахматов 1904; 1908; 1919). М. Н. Покровский, возглавлявший тогда историков-большевиков, увидел в «норманнской теории» одно из удобных средств борьбы против великодержавного шовинизма и также встал на позиции норманизма — в этом духе выдержан его учебник русской истории (Покровский 1933).
[Известно высказывание Покровского: «История есть политика, опрокинутая в прошлое». Ссылаются обычно на его курс истории России (Покровский 1933). На деле эта цитата там отсутствует. Лишь в его докладе 22 марта 1928 г. «Общественные науки в СССР за 10 лет» (Вестник коммунистической академии, 1928) есть похожий пассаж: «история ничего иного, кроме политики, опрокинутой в прошлое, не представляет», причем речь шла о дворянско-буржуазной науке — критически. Покровский был не так глуп и циничен, чтобы откровенно объявлять эту установку своей, — он ее приписывал дворянско-буржуазной науке. Обобщил и пустил фразу в оборот от имени Покровского посмертно Н. Бухарин в написанной по поручению Сталина статье «Нужна ли нам марксистская историческая наука? (0 некоторых существенно важных, но несостоятельных взглядах тов. М. Н. Покровского)» (Известия, 27.01.1936). Но так или иначе, этот афоризм очень точно характеризует прежде всего именно советскую историческую науку, возглавлявшуюся Покровским. С этой позиции Покровский подходил к оценке каждого исторического явления.]
Принципы Покровского недолго господствовали в советской исторической науке. Еще до войны общие исторические схемы Покровского подверглись резкой критике за грубое упрощенчество и утратили авторитет в советской науке. В связи с этим советские историки пересмотрели и свое отношение к варяжскому вопросу. Они пришли к убеждению, что «норманнская теория» в корне враждебна марксистскому пониманию истории, так как марксизм вообще отвергает возможность создания государства волею и деятельностью отдельных героических личностей и небольших дружин, кто бы они ни были — варяги или не варяги. Советские историки — академик Б. Д. Греков, профессора С. В. Юшков, С. В. Бахрушин, В. В. Мавродин и другие — занялись детальным изучением вопроса о том, как и когда на самом деле возникала государственность на Руси.
Ну а как быть со старыми загадками? Были призваны норманны или не были, дали они что-либо славянам или не дали, от них ли название «русские» или не от них и так далее? Казалось, эти вопросы должны были бы утратить свою остроту вследствие совершенно нового подхода ко всей проблеме.
Должны были бы... Но не утратили. Сказался субъективный фактор.
Во-первых, отрицательное отношение к норманизму вообще, к его основным идеям распространилось и на все отдельные положения норманистов. Одновременно у советских историков, занимающихся этим вопросом, появилось ощущение своего рода солидарности с антинорманистами прошлого, резко повысился интерес к их построениям, в отношении к ним притупилось критическое чутье.