Спор о варягах
Шрифт:
Очень правильным представляется мне отрицательное отношение автора книги к недостаточно подготовленным выходам отдельных наших борцов на мировую арену, когда одним гипотезам противопоставлялись другие гипотезы, не более убедительные (он имел в виду В. В. Похлебкина и В. В. Вилинба-хова, но можно было бы добавить и другие примеры).
Положительным представляется мне то, что в книге не только резко осуждаются политические манипуляции ряда норманистов с историческим материалом, но и отвергаются ненужные увлечения в полемических выпадах проф. Д. А. Авдусина и некоторых других советских ученых с позиции крайнего антинорманизма, очень уязвимые для критики (например, идея о том, что славяне были выше норманнов, заимствованная у
Все это можно только приветствовать'.
Книга И. П. Шаскольского, когда готовилась, несколько раз обсуждалась по частям; я тоже в этом участвовал. Шел спор о понимании разных проблем, позиции сторон спора давно определились, и то, что я буду сегодня говорить, в основном, будет повторением и лишь некоторым развитием (дальнейшим уточнением формулировок) того, что я уже выдвигал прежде (я из любопытства просмотрел свои записи прошлых дискуссий). Мои взгляды остались прежними.
Но наши позиции сблизились, ибо взгляды Игоря Павловича претерпели некоторое изменение. (Оживление в зале, смех.)
Это я могу только приветствовать. Льщу себя мыслью, что в какой-то мере здесь повлияла коллективная критика, в которой и я принимал посильное участие. Но я боюсь преувеличивать роль этого влияния: преувеличение влияний — вообще штука нехорошая.
Во всяком случае, в книге И. Я. Шаскольского появились важные новые положения, которых не было ни в нашей исторической литературе последних десятилетий, ни, кажется, в прежних выступлениях Игоря Павловича.
II. Отношение к норманнской теории
И. П. Шаскольский теперь признает, что так называемая норманнская теория не является просто фальсификацией истории в политических целях, как это утверждалось прежде, а представляет собой течение в буржуазной науке. Это очень важный шаг: именно та старая оценка создавала базу для облегченной критики норманизма, неэффективность которой неоднократно отмечается в книге И. П. Шаскольского, и без этой новой оценки само появление труда И. П. Шаскольского выглядело бы менее мотивированным.
Старая оценка держалась долго и прочно. Норманнская теория никогда не имела «научного значения», — утверждалось в учебнике «История СССР» Тихомирова (1947: 74). Д. А. Авдусин в 1953 г. трактовал работу Т. Арне как «выпад против русского народа, не имеющий ничего общего с наукой» (статья «Неонорманистские измышления буржуазных историков» — Авдусин 1953: 120). Б. А. Рыбаков в том же году отметил, что «после того, как многие доводы норманистов были опровергнуты, норманнская теория осталась где-то на грани между консервативной ученостью и политическим памфлетом» (Рыбаков 1953: 27). В. П. Шушарин еще в 1964 г. пишет: «...из гипотезы (была, значит, все-таки когда-то гипотеза! —Л. К.) норманнская теория превратилась в средство фальсификации истории» (Шушарин 1964: 236-237). И еще: «...современный норманизм — во всех его формах... — полностью утратил характер научной гипотезы, превратившись в средство пропаганды идеи о неспособности восточнославянских народов к самостоятельному научному творчеству» (там же, 288). Тут единственное проявление некоторого отхода от крайности — признание, что взгляды норманистов были когда-то в прошлом научном гипотезой. Еще один автор давал в свое время такую оценку: «Лживая тенденциозная квазинаучная норманнская теория» [(Мавродин 1949: 20)]!
По сравнению с этим формулировка И. П. Шаскольского (течение в рамках буржуазной науки) представляет собой большой прогресс. Но она неточна, ибо — и в рамках марксистской науки, и притом с самого ее начала (К. Маркс) — и до современности (вспомним выступление познанских историков против ак. Ловмянского в 1958 г.). И в рамках марксистской советской науки — и тоже с самого ее начала (Покровский!). Было ведь это, никак этого не вычеркнуть, было!
Поэтому трудно принять оговорку И. П. Шаскольского: «правда, с марксистской точки зрения эта теория дает неверное, ошибочное освещение рассматриваемых проблем, т. е. не является научной». Это трудно принять, несмотря на расширительную поправку: как и «вся буржуазная историческая наука в целом» (стр. 6). Надо бы уточнить: что в этой теории (точнее, в том, чт под ней обычно сейчас понимают) не является научным с марксистской точки зрения, а что, может быть, и допустимо признать научным.
III. Отношение к антинорманизму
Второе важное положение книги И. П. Шаскольского касается отношения к антинорманизму.
До недавнего времени обстановка характеризовалась так: советские ученые являются воинствующими антинорманистами — продолжателями традиций дореволюционных антинорманистов, хотя и на новой, высшей ступени. И. П. Шаскольский отказался от этой упрощенной альтернативы (либо норманист, либо антинорманист, 1ег1п‘ит поп с1а1иг). По его новой трактовке, есть норманисты, есть антинорманисты, а есть позиция советских ученых: ни норманизм, ни антинорманизм, а нечто третье.
Прямо это у него нигде не сказано, но последовательно выдержано во всей книге. О дореволюционных антинорманистах говорится, что они, как и норманисты, тоже стояли на «ошибочных методологических позициях», исходили из идеалистических представлений о процессе формирования государства» (стр. 10). И еще более определенно: «Антинорманизм как течение русской буржуазной историографии (кстати, надо бы: исторической науки. — Л. К.) просуществовал до самой революции и в послереволюционные годы вместе с эпигонами буржуазной науки переместился в зарубежные страны и умер естественной смертью в 1930-х гг.» (стр.11). (Попутно вопрос: почему именно в 1930-х? А как быть с антинорманистскими работами русских эмигрантов более позднего времени? То ли они уже не русские, то ли уже не буржуазные? Кстати, как видно будет из дальнейшего, это вопрос не праздный.) и так как позиция советских ученых ни разу в книге не названа антинорманистской, то для читателя совершенно ясно, что эта позиция антинорманистской не является, а является чем-то третьим.
Ну что же, такая постановка вопроса вполне правомерна, ибо отвечает ленинскому пониманию партийности советской науки: «Материалист... последовательнее объективиста и глубже, полнее проводит свой объективизм», и в то же время «материализм включает в себя, так сказать, партийность» (В. И. Ленин, Соч., т. 1, стр. 380-391). Называя буржуазных профессоров «приказчиками буржуазии», В. И. Ленин указывал: «Задача марксистов... суметь усвоить себе и переработать те завоевания, которые делаются этими приказчиками... и уметь отсечь их реакционную тенденцию, уметь вести свою линию и бороться со всей линией враждебных нам сил и классов» (Там же).
Но всегда ли мы умеем вести свою линию, бороться со всей линией враждебных сил?
Хоть в книге И. П. Шаскольского декларируется третья позиция, и обе концепции (как норманистская, так и антинорманистская) определяются как не наши, борьба идет только с одной из них. Вторая не просто оставлена без внимания — нет, к ней вообще явно другое отношение: она, конечно, тоже ошибается, но все же какая милая! Какие у нее наивные и трогательные ошибки!
Это пронизывает всю книгу, проявляется в тоне, в содержании, в положениях, в аргументации.