Спорим, тебе понравится

Кьют Аля

Чтобы расслабиться и окончательно избавиться от скованности, я протянула руку, взяла стакан и сделала несколько больших глотков. В этом коктейле алкоголь почти не чувствовался. Я проглотила, перевела дух и хотела еще, но Дани мягко забрал стакан и предложил мне маффин.

— Съешь лучше.

Змей-искуситель предлагал Еве яблоко? Я приподняла бровь.

— Это что? Кексик с дурью?

Демонический оскал показался мне невероятно соблазнительным. Искушение во плоти, а не Дани Рей.

— Да, конечно, — подтвердил он весело. — Мы же в Амстердаме. Тут других не бывает.

— Разве их можно есть где-то кроме кофешопа?

Дани

прищурился. А ты из полиции? Тогда это обычный маффин, а я… Я тут гулял, да. Мне подбросили. Без свидетелей и адвоката ничего не скажу.

Я рассмеялась и откусила кусочек прямо из рук Дани. Кексик был вкусным. С какой-то сладковато алкогольной пропиткой, буквально таял во рту.

— Ммм, — протянула я, закатив глаза.

Дани наклонился и слизнул крошку с уголка моего рта, а потом сам откусил кусочек. Остался совсем маленький у него в руках.

Один раз живем, ведь так?

Я потянулась вперед, чтобы забрать сладость себе, и задела языком пальцы Дани.

Боже, откуда во мне все это? Амстердам, кажется, создал монстра из скучной заурядности. Но мне так нравилось то, что я чувствовала, как смело откликалась. Немного драйва не повредит. Скорее даже поможет. Все ведь едят эти веселящие штучки.

Дани взял из корзинки еще один маффин, и мы так же сладко разделили его. Последняя крошка упала ему на грудь, и я провела рукой, чтобы смахнуть, но не удержалась, стала гладить его, отодвигая куртку. Мои пальцы натолкнулись на что-то прохладное, блеснул металл.

— О, боже, что это? — выдохнула я.

Мой демон заулыбался довольно.

— Всего лишь штанга, детка.

— Оу… Вау, — не сдержалась я, разглядывая пирсинг у него в соске.

— Нравится?

Я покивала, сглатывая. Дани повел плечами и сбросил куртку. У меня перехватило дыхание и стало жарко. Я потянулась к коктейлю, сделала большой глоток, но он опять забрал у меня стакан.

— Не надо, Аня, — проговорил он. — Ты уже выпила два и нужна мне в сознании.

Я согласилась и разжала пальцы. Наверно, если бы он попросил съесть стакан, то тоже бы не отказала, потому что голос Дани звучал как магическое заклинание. Каждое слово — словно музыка. Каждая фраза — как — самые красивые стихи. И сам он был просто шедевром. Я не могла отвести глаз от красивого тела. У него были красивые широкие плечи, расписанные чернилами, мощная грудь и кубики пресса. Оба соска были проколоты пирсингом. Чертовски сексуально.

Он взял меня за руку и положил себе на грудь.

— Потрогай, не бойся, — улыбнулся мой горячий демон.

Я погладила его по груди, чуть царапнула ногтями сосок, не удержалась и крутнула штангу. Дани застонал. Я тут же одёрнула руку.

— О, это больно?

— Нет. — Он тут же вернул мою ладонь обратно. — Приятно. Прикоснись ко мне еще, Аня.

Как зачарованная, я водила пальцами по его торсу, исследуя и лаская, чуть надавливая и поглаживая. Мне захотелось прикоснуться губами к соскам, попробовать их на вкус, лизнуть штангу и пососать. Голова шла кругом. Неужели кексы начали делать свое дело так быстро?

Черт, нет. Нужно держать себя в руках. Правда, руки мои творили вообще что-то невообразимое. Я трогала Дани все ниже и ниже, пока не добралась до тату на животе слева.

— Латынь? — спросила я тихо, наконец, узнавая язык. — Что тут написано?

А сама рисовала пальчикам по незнакомым буквам.

— Умо поссе немо облигатур, — проговорил

Дани и потом пояснил почему-то по-испански. — Никого нельзя обязать сверх его возможностей.

– !que interesante*, - на автомате ответила я, переходя на испанский тоже.

— Ты говоришь по-испански?

— А ты испанец?

— Да. — Он прищурился. — А ты?

— Я? Нет. Я русская. Немного знаю испанский. Всегда хотела пообщаться с носителем.

Дани широко заулыбался. От греха подальше я вернула руку наверх, снова потирая большими пальцами его пирсингованные соски.

— Я могу это устроить, — проговорил Дани. — Хотя мы вроде бы уже и так слишком много болтаем.

— Согласна.

Не успела я поднять голову, чтобы прекратить смотреть на его грудь, как Дани поцеловал меня снова. В этот раз мне было мало его губ и рук, которые как-то уж слишком целомудренно касались меня. И это после того, как я трогала его грудь. Толкнув Дани, я заставила его откинуться на спинку дивана и сама подалась вперед.

— Калиенте, — выдохнул он мне в губы и крепко сжал мои бедра. — Mi chica buena.**

От этих слов на выдохе я окончательно потеряла голову.

Ох, уж этот страстный испанский язык. Каждое слово и интонации, словно заклинание. Хрипловатый шёпот Дани, его горячие руки и безумные губы просто не оставили мне шансов, отключили разум окончательно. Я обняла Дани за шею, то страстно отвечая на поцелуи, забирая инициативу, то сдаваясь его напору, расслабляя губы. Мои пальцы скользнули пего шее вверх, к затылку и утонули в мягких волосах. Я прижалась к Дани, чувствуя жар кожи. Безумно раздражал проклятый топ. Дани, кажется, тоже устал от последних преград в виде одежды между нами.

Он нашел молнию сбоку и взялся за замочек, чтобы потянуть вниз. Но именно в этот момент дверь кабинета открылась.

— Отпусти ее, Даниэль, — услышала я спокойный, требовательный голос.

Я знала, кому он принадлежит. Могла, не оборачиваясь, угадать. Это ведь кабинет Алекса.

И вот он пришел.

Алекс

Я чертовски устал от ночной жизни. Решение продать «Грешников» было правильным. Собственно как и избавиться от всех остальных клубов в Европе. Еще два в Швейцарии прекрасно функционировали без вмешательства, а вот во Франции постоянно доставляли кучу хлопот. Я устал мотаться по миру. Наверно, неправильно держать все яйца в одной корзине, ставя на Саунд и Дани Рея, но сейчас я хотел работать именно над музыкой и продюссированием. Мне нравилось заниматься организацией тура и прочего пропмоушена для Даниэля. Два раз в год облететь с Дани Реем весь мир, а потом спокойно почивать на лаврах. Поэтому в этом году я решил избавиться от всего остального балласта, спокойно вложить деньги в ценный бумаги и жить на проценты и доход от СаундПродьюсЛимитед.

Дела «Грешников» в этот раз даже заставили меня оставить Дани одного во время тура. Он, конечно, большой мальчик и вроде бы сто лет без срыва, но я все равно остался в Европе с тяжелым сердцем. Кажется, беспокойство за Даниэля уже стало моим приобретенным рефлексом. Он был мне не только другом, почти братом, родным человеком. Я ни за что в жизни не позволю ему снова упасть в бездну, из которой вытащил буквально на себе.

Хотя в том, что Даниэль улетел в Австралию без меня, был и позитивный момент. Я вспомнил, что могу быть нормальным.