Спорим, ты меня любишь?
Шрифт:
Именно благодаря ему я выбрала профессию, которая однажды помогла бы мне выйти в космос. Не имея больших способностей к программированию и пилотированию, обладая достойными, но не превосходными физическими данными, я бы никогда не выслужилась старше сержанта на побегушках, пойди во флот, но уже в двадцать один защитила кандидатскую по астрозоологии, в двадцать три докторскую, а в двадцать пять стала ведущим специалистом Центра. Оставалось дело за малым — дождаться, когда одобрят мой рапорт на перевод в один из передовых исследовательских отрядов, специалисты моего
И вот сегодня… Сейчас…
Моя мечта исполнится!
И даже не одна.
Я прикрыла глаза и за закрытыми веками как наяву увидела картинку двадцатилетней давности. Мне двенадцать, а им уже по девятнадцать. Кадеты. Краса и гордость поселка. Первый увольнительный. Черные кители и серебряные нашивки. Белозубые улыбки, сияющие глаза, дружный заливистый смех и незнакомые девушки в таких коротких платьях, что видно нижнее бельё.
Мы переехали в этот район всего несколько месяцев назад, но я уже имела полезный опыт знакомства с соседями, ну а ягодный пирог мне удавался всегда, даже мама позволяла мне стряпать его самостоятельно уже второй год.
Как сейчас помню: уже стемнело, когда я закончила готовить и на слегка подрагивающих ногах пошла к соседям. Мне открыл Кай. Кайред Холт. Непослушная каштановая челка, лихо спадающая налево, пронзительно-синие глаза, твёрдая линия подбородка, выразительные губы, кривящиеся в лёгкой ироничной полуулыбке, длинные крепкие ноги, внушительный бицепс, стальной пресс, тонкая дорожка тёмных волос, спускающаяся от пупка за линию брюк — парень вышел ко мне без футболки. Мне хватило секунды, чтобы понять — однажды этот мужчина обязательно станет моим, но…
Увы, не в тот злополучный день.
— Эй, Кай! Кто там?
Мы недолго стояли одни, очень быстро в прихожую высыпали все: и его дружки, и их девушки, но я видела только Кая.
Увы, это видела не одна я.
— Это мне? — В отличие от своих пьяных дружков, Кай хотя бы пытался вести себя дружелюбно и взял пирог, когда я заворожено кивнула. — Как звать тебя, красавица?
За его спиной неприлично заржали, но тогда я не поняла причины и, краснея и запинаясь, промямлила:
— Санни.
— А что, Санни? Понравился тебе Кай? — бесцеремонно вмешался в наш диалог долговязый парень с мутно-карими глазами и соломенного цвета волосами. Обнял мою мечту за плечи и нагло взъерошил Холту волосы. Тот поморщился, но не отстранился, глядя на меня со странной усмешкой. — Он у нас красавчик, правда?
Кивнула, ведь глупо отрицать очевидное. Тогда я ещё не знала, что не стоит говорить всю правду, не обдумав последствия, но мне было всего двенадцать. Что я тогда могла знать о взрослой жизни и подлости?
— А хочешь, он тебя поцелует? — заговорщицки подмигнул мне всё тот же кривляка.
Зачем я кивнула? Ума не приложу. Нет, я уже знала, откуда берутся дети, ведь увлекалась зоологией чуть ли не с ясельного возраста, да и мама никогда не пыталась скрыть от меня эту сторону жизни, но эти синие глаза… Тогда я даже подумать не могла, что их обладатель может поступить подло.
— Тогда закрой глаза и досчитай до десяти!
Я не замечала, как перемигиваются его дружки. Не хотела замечать. Мне было капельку стыдно и ужасно волнительно, ведь это будет мой первый поцелуй, тем более не с ровесником, а почти с мужчиной… Так что я послушно закрыла глаза, а девушки и парни, сдавленно хохоча, начали считать.
На цифре девять, когда внутри меня уже всё обрывалось от ожидания, а сердце колотилось, как сумасшедшее… Моё лицо начали истово вылизывать. Несвежее дыхание, обильные слюни, натужное сопение — я непонимающе отшатнулась, распахивая глаза и не веря собственным ощущениям, которые даже рядом не стояли с ожиданием, а вокруг стоял такой дикий гогот, что я даже не сразу поняла его причину.
Сам Кай стоял слишком далеко, чтобы я поверила в то, что целовал меня именно он, но рядом со мной сидел лишь неопрятный шушарь таких крупных размеров, что первым делом я обратила внимание на его рост и повышенную лохматость, а только потом на раззявленную пасть с довольно высунутым языком.
Но даже тогда страшная догадка во мне начала лишь зреть, а кадеты уже вовсю тыкали пальцем в голопроекцию, которую тот самый кривляка вывел на всеобщее обозрение. И я увидела всё со стороны.
И свои пухлые щёчки в пунцовых пятнах. И бисеринки жирного пота на лбу. И глупо вытянутые вперед губы. И тонкие блеклые косички, нелепо торчащие в разные стороны. И сжатые от волнения кулачки. Ну и конечно же шушаря, которого подвёл ко мне именно этот кривляка и, что-то беззвучно приказав, заставил «поцеловать».
Такой дикий стыд и разочарование я испытала впервые. Не потому что меня облизал шушарь — он был весьма милым псом, хотя и слегка неухоженным. И даже не потому что мой первый поцелуй достался не мужчине моей мечты.
А потому что этот мужчина, хотя и не смеялся надо мной наравне со всеми, больше морщась и досадливо потирая переносицу, но и не пришёл на помощь. Не остановил. Не спас.
Неужели я, по его мнению, достойна именно этого? Неужели мне мог понравиться… этот?!
Я плохо помню, что было дальше, да это, впрочем, и неважно. Обида и слезы душили, я убежала так стремительно, что даже не расслышала толком, что мне кричали вслед. До полуночи просидела в домике на дереве, а когда мама позвала меня в дом, так ни в чём и не призналась. Догадывалась, что тогда парням не поздоровится несмотря ни на что, — рука у мамы всегда была тяжелая, как и нрав. Верховными других и не назначали.
Ещё через полгода, буквально за неделю до второго увольнительного Кая, мы переехали снова. Папу повысили и перевели в новый сектор, а мама была только рада сменить скучный тихий посёлок на шумный центральный мегаполис.
И лишь несколько лет спустя, когда я начала испытывать трудности совершенно иного плана, в один прекрасный момент превратившись из гадкого утенка в утонченного лебедя, у нас с мамой состоялся долгий и подробный разговор обо всем. О наследии и долге, о желаниях и возможностях, о предпочтениях и чести.