Спору нет!
Шрифт:
«Спи спокойно, дорогой товарищ. Сегодня тебе ничего не обломится. И так побывал, где и не мечталось».
Но увещевания воспрявшей духом пиписки эффекта не дали. Понимая, что не уснуть, Денис, тяжело вздохнув, потянулся за ноутбуком. Взгромоздил его себе на колени и вышел в сеть.
Сначала он нашел стихи Томагавкова и чуть не подпрыгнул от негодования.
На скрипящем стареньком рыдване
Жизнь несется мимо по наклонной.
Я с женой валяюсь на диване,
Разомлевшей и немножко сонной.
Воображение сразу нарисовало Нину, порозовевшую от любовной баталии. А рядом ненавистного Мишу Ломакина.
«Не отпущу ее, пусть поэт хоть башку себе расшибет, – сжав зубы, мысленно
Денис подумал минуту-другую, понимая, что нашел именно ту самую женщину и не отдаст ее уже никогда. Пальцы безотчетно легли на клавиатуру и на автомате вбили фамилию «Тарантуль». Шальная мысль, засевшая в голове, не желала убраться подобру-поздорову.
«Теперь я понимаю деда. Он влюбился в Нину на старости лет. И бросил все, что имел, к ее ногам. Аферой здесь и не пахнет. Вот только почему Нина утверждает, что квартира досталась ей по праву? Как вдове деда Вани? Сомневаюсь. Должно быть что-то еще!»
Цесаркин, открыв поисковик, быстро ввел фамилию Тарантуль. Сразу высветились ссылки в социальных сетях на саму Нину и пару раз мелькнули фотографии ее отца. Худое скуластое лицо, выцветшие большие глаза. Александр Петрович Тарантуль – известный реставратор. Цесаркину хватило лишь пары секунд, чтобы пробежать глазами весь список. Ничего нового. Все и так известно. Но затем, поразмыслив, Денис на удачу ввел абсолютно другое имя – Петр Тарантуль – справедливо полагая, что если в истории с квартирой замешаны его дед и бабка, то уж без Нининых родственников точно не обошлось. Тотчас же появилась какая-то выцветшая фотография, запечатлевшая высокого статного мужчину в двубортном пальто и в шляпе. Лица не разобрать, но фотографию сопровождало интервью какого-то известного врача-диетолога, к тому же нутрицевтика. Что означает последнее слово, Цесаркин не знал, но с интересом прочел саму статью, где светило медицины подробно объясняло, какие продукты можно есть, а вот каких лучше в своем рационе не использовать. Денис собрался даже переслать статью матери, но счел за благо этого не делать. Как всегда, любая тема сведется к тому, что он – неблагодарная скотина, а она – святая женщина, потратившая на воспитание детей всю свою молодость и здоровье. Поэтому Цесаркин отмахнулся от этой идеи и пробежал текст по диагонали, старательно ища нужное имя. И только под конец интервью обнаружил. Знаменитый диетолог-нутрицевтик считал себя учеником Петра Петровича Тарантуля, еще в конце шестидесятых годов разработавшего методики лечения кожных болезней с помощью специальных диет. Травы, диета и витамины.
«Много ума надо!» – хмыкнул про себя Денис и, тут же поняв, что напал на слабый след, впился глазами в расплывающиеся на экране строки.
– Почему же широкой публике имя вашего учителя неизвестно? – вопрошал корреспондент.
– Петр Петрович оказался неудобен системе. И в конце шестидесятых его арестовали за куплю-продажу иностранной валюты. То, что сейчас кажется вполне нормальным явлением, раньше каралось суровым сроком. По всей видимости, кто-то сфабриковал донос, стоивший моему учителю жизни. Он скончался в следственном изоляторе. Раньше царили другие нравы, и человек чести, коим и являлся Петр Петрович, просто не смог вынести позора. Сердце остановилось, и все.
– Выяснилось, кто мог написать донос?
– Нет. В архивах, наверное, есть сведения. Но тогда и на анонимки реагировали. Нужно искать кому выгодно. Скорее всего, кто-то из коллег. Но знаете, уже столько времени прошло...
– И за эти годы никто не разбирался?
– Абсолютно никто!
Цесаркин потер затекшую шею, а потом затылок.
«Даже если предположить, что в этой квартире ранее ответственным квартиросъемщиком значился Петр Петрович Тарантуль, то после его ареста наверняка ее распределили заново. А семья? – мысленно хлопнул себя по лбу Денис. – В квартире бы жили родственники. Обменяли бы на что-то поменьше... Или... Хотя в те годы ОБХСС работало исправно, могли и конфисковать. Нужно выяснить два момента, – сам себе велел Цесаркин. – Во-первых, приходится ли этот самый Петр Петрович Нине родным дедом, если нет, то какова степень родства, а во-вторых, запросить в паспортном столе данные первого квартиросъемщика. Кому на самом деле выдали первый ордер на эту квартиру?»
Цесаркин поморщился, признавая, что впервые пришла в голову мысль, что дело-то не в самой Арахне, а в ее родственниках.
«Естественно, Нина не станет рассказывать про деда-валютчика. Для ее родственников дедуль-Тарантуль – великомученик в ореоле святости. А вот уголовное дело в архиве наверняка пылится. У кого бы поклянчить сканы? – мысленно поинтересовался Цесаркин, перебирая в уме всех знакомых, работающих в органах. – Хотя, если повезет, можно найти и в открытом доступе. Выложил же в интернет какой-то идиот уголовное дело о гибели группы Дятлова!»
Денис еще раз набрал в Яндексе фамилию, имя, отчество предполагаемого Нининого деда. Но остальная информация не соответствовала нужному интервалу времени, а другая просто цитировала новоявленного мессию.
«Ерунда, – хмыкнул про себя Цесаркин. – Тут точно не из-за квартиры. Да и уголовное дело по одному только доносу в конце шестидесятых уже не заводили. Должны быть весомые улики и свидетельские показания. Так или иначе придется раскопать все. И если дед Нины проживал здесь, а квартиру потом конфисковали, то о каком праве толкует его внучка? Последующие жильцы не виноваты, что кто-то нарушил закон. И уж точно мой деда Ваня никакие доносы не писал. Они могли не знать о существовании друг друга. Тарантуль – врач, а Крутояров – физик. Скорее всего, бабушка общалась с Ниной по каким-то женским делам и познакомила с ней деда. А он влюбился. Никакого криминала. Все законно. Небось старику даже льстило, что такая красавица за него замуж пошла. Ну а Нина явно не дура, чтобы отказываться от шестикомнатной квартиры в центре города. Дают – бери!»
Денис тяжело вздохнул и, захлопнув ноут, отложил его на журнальный столик.
«Мать и Юлька сами виноваты. Так и скажу, когда начнутся разборки,– решил про себя Денис. – И на Нине все равно женюсь, пусть хоть вся семья на уши встанет!»
Откинувшись на подушки, он пропел, подражая Высоцкому:
– Если вся моя родня
Будет ей не рада,
Не пеняйте на меня.
Я уйду из ста-а-ада-а!
Цесаркин с чувством выполненного долга начал проваливаться в сладкую дрему, когда внезапно по башке тряхнуло от воспоминания детства. Бабушка Таня собирает в стопочку какие-то бумаги и складывает их в верхний ящик секретера. Широкий, с маленьким замочком.
«Твою мать, – взвыл про себя Денис. – Она именно там хранила важные документы. И кто знает, что лежит в секретере по сию пору!»
Денис призвал на помощь всю свою выдержку. Ломиться в бабкину комнату посреди ночи и опять переполошить весь дом он посчитал глупой затеей.
«Это подождет. А как только Нинуля с Ромкой поедут в Тарнаус, придется освоить навыки взломщика. Кстати, – Цесаркин от досады стукнул себя по колену. – Взломщик! Трахни в бок меня медуза! Нужно завтра заехать к Кольцову и еще раз внимательно посмотреть запись с камер. Кому и зачем понадобилась моя Нина?– мысленно рыкнул Денис, пытаясь найти хоть тонкую связующую нить. Бесполезно! – Зуб даю, что Костик тут не при делах! У него на такие заказы и денег не хватит! Кто же тогда? Должна быть веская причина. Но почему же никто не знает о ней?»
Цесаркин долго пялился в потолок, надеясь что-то разглядеть во тьме. Но, так и не дождавшись появления подсвеченной неоном надписи, дающей ответы на все поставленные вопросы, забылся тревожным сном. А потом уже утром к нему в чулан прокралась Нина и улеглась сверху. Слегка уперлась ладошками в грудь и принялась ластиться. Провела шаловливым язычком по одной щеке, затем по другой. Игриво чмокнула в нос и оставила влажную дорожку на губах. Чувственно, нежно. Денис почувствовал, как его накрывает волна блаженства. Не просыпаясь, он потянулся к любимой женщине, пытаясь обнять. Но рука прошлась по воздуху, не встретив на своем пути мягкого податливого тела.