Способ убийства

Обычный осенний день.

Зарешеченные окна дежурной комнаты 87-го полицейского участка выходили на Гровер-парк, сверкавший всеми цветами осенней листвы. Бабье лето, словно дочь индейского вождя, украшенная пестрыми перьями, щеголяло ярко-красным, оранжевым и желтым. Воздух был теплым и ласкающим, солнце сияло на безупречно голубом небе, и его лучи проникали сквозь решетку окна полосами золотого света, в котором без устали плясали пылинки. Уличный шум просачивался сквозь открытые окна, смешиваясь с обычными звуками дежурной комнаты,

Как во всякой классической симфонии, в этой музыке прослеживался лейтмотив, присущий лишь полицейскому участку. Это была синкопированная мелодия телефонных звонков, составляющая полную гармонию со стуком клавиш пишущих машинок и ругательствами. Вариации на тему были разнообразны: от глухих ударов кулака полицейского по животу воришки до оглушительных воплей другого полицейского, желающего узнать, куда, к черту, подевалась его шариковая ручка, въедливого монолога следователя, допрашивающего задержанного, телефонного разговора дежурного детектива с начинающей актрисой, дебютанткой шоу на Холл-авеню. Иногда в эту симфонию врывались насвистывание практиканта, доставившего послание из полицейского управления, душераздирающие стоны женщины, жалующейся на то, что ее избил муж, бормотание воды в трубах или гомерический хохот после неприличного анекдота.

Такой хохот, сопровождаемый уличным шумом октябрьского дня, приветствовал удачную шутку Мейера, которую он приберег к пятнице.

– Да, он мастер на это, – сказал Берт Клинг, – а у меня вот не получается. Не умею я рассказывать анекдоты.

– Ты многого не умеешь, – ответил Мейер, подмигивая, – но мы простим тебе небольшую неточность. Искусство рассказчика, Берт, приходит с возрастом. Такому сопляку, как ты, никогда не рассказать хороший анекдот, чтобы научиться этому, нужны долгие годы.

– Иди к черту, старый пердун, – ответил Клинг.

– Он опять становится агрессивным, ты замечаешь, Коттон? Особенно когда речь заходит о его возрасте.

Коттон Хейз отпил кофе и улыбнулся. Он был высокого роста, более шести футов, и весил сто девяносто фунтов. Голубые глаза и квадратная челюсть, на подбородке – глубокая ямочка. Огненно-рыжие волосы казались еще ярче в лучах ленивого октябрьского солнца. На левом виске выделялась седая прядь – след давней ножевой раны, когда ему сбрили волосы, чтобы сделать шов, и шрам зарос уже седыми, а не рыжими волосами. Хейз этот феномен объяснял так: “Уж очень я тогда испугался”.

Улыбаясь Мейеру, Хейз заметил:

– Молодежь всегда агрессивна, разве ты не знал?

– И ты против меня? – спросил Клинг. – Это заговор!

– Не заговор, – поправил Мейер, – а запрограммированная в нас ненависть. В этом причина всех бед в мире – слишком много ненависти. Между прочим, кто-нибудь из вас знает, под каким лозунгом будет проходить неделя борьбы с ненавистью?

– Нет, – ответил Хейз, делая вид, что серьезно воспринимает вопрос, – а под каким?

– Смерть ненавистникам! – сказал Мейер, и в это время зазвонил телефон. Хейз и Клинг, сидевшие молча, с опозданием засмеялись. Мейер сделал им знак не шуметь. – Восемьдесят седьмой участок, вас слушает детектив Мейер. Что, мадам? Да, я детектив. Что? Нет, не могу сказать, что я здесь самый старший. – Пожав плечами, Мейер посмотрел на Клинга и поднял брови. – Лейтенант сейчас занят. В чем дело, мадам? Да, мадам, что? Сука, вы говорите? Да, мадам, понятно. Нет, мадам, вряд ли мы сможем удержать его дома. Это не входит в компетенцию полиции. Я понимаю. Сука... Да, мадам. Нет, мы вряд ли сможем выделить сейчас кого-нибудь. Сегодня как раз у нас не хватает людей. Что?.. Мне очень жаль, что вы так думаете, но вы понимаете...

Он замолчал и посмотрел на телефон:

– Она повесила трубку.

– В чем дело? – спросил Клинг.

– Ее дог бегает за соседской сукой, коккер-спаниелем. Мадам хочет, чтобы мы или заставили ее дога сидеть дома, или сделали что-нибудь с этой сукой. – Мейер пожал плечами. – Любовь, любовь, все беды от любви. Вы знаете, что такое любовь?

– Нет, а что такое любовь? – спросил Хейз тоном пай-мальчика.

– На этот раз я не шучу, – заметил Мейер, – я философствую; любовь – это подавленная ненависть.

– О господи, какой циник! – вздохнул Хейз.

– Я не циник, я философ. Никогда не принимай всерьез человека, высказывающего вслух свои мысли. Как можно испытать блестящие идеи, если не делиться ими с ближними?

Вдруг Хейз обернулся.

За деревянным барьером, отделяющим дежурную комнату от коридора, стояла женщина, которая вошла так тихо, что никто из полицейских не услышал ее шагов. Она откашлялась, и этот звук показался таким громким, что полицейские повернулись к ней почти одновременно.

У нее были матово-черные волосы, собранные в пучок на затылке, карие глаза лихорадочно блестели, она не подвела их и даже не накрасила губы, лицо ее было белым как мел. Казалось, она смертельно больна и только что встала с постели. На ней были черный плащ и черные туфли на босу ногу. Кожа на ногах, таких тонких, что казалось чудом, как они держат ее, была такой же мертвенно-белой. Она цепко держалась костлявыми пальцами за кожаные ручки большой черной сумки.

– Слушаю вас, – сказал Хейз.

– Детектив Карелла здесь? – спросила женщина глухо.

– Нет, – ответил Хейз, – я детектив Хейз. Могу я узнать?..

– Когда он вернется? – прервала его женщина.

– Трудно сказать. У него были какие-то личные дела, потом он будет выполнять специальное поручение. Может быть, кто-нибудь из нас?..

– Я подожду.

– Возможно, вам придется ждать долго.

– У меня много времени, – ответила посетительница.

Хейз пожал плечами:

– Хорошо, пожалуйста. Там, снаружи, есть скамья. Если вы...

– Я буду ждать здесь. – Хейз не успел остановить ее, и женщина, толкнув дверцу, вошла в дежурную комнату, направляясь к незанятым столам в центре помещения; Хейз пошел за ней.

– Простите, мисс, – сказал он, – но посетителям не разрешается...

– Миссис, – поправила она, – миссис Фрэнк Додж.

– Простите, миссис Додж, мы пускаем сюда посетителей только по делу. Я уверен, что вы поймете...

– Я пришла по делу. – Женщина сжала тонкие бледные губы. – Хорошо, не можете ли вы сказать мне?..