Справедливая гордыня
Шрифт:
Удачно преодолев стол, мужик в серебристом пальто напоролся на коварно выскочивший ему под ноги стул, после чего совсем уж собрался поцеловать своей вытянутой мордой пол с размаху, но я подобного не стерпел, поймав упорного жеребца прямо в полете, а затем, опытно перехватив, усадил на лавку, тут же усевшись напротив. Пока лошадь осоловело качала головой, пытаясь понять, что с ней произошло, я от души набулькал в свою рюмку, тут же двигая полную тару к единорогу, а сам себе налил в фужер. Не ну а чо? Как он-то из фужера жрать будет? Его в зубы не возьмешь, голову не запрокинешь…
Правда,
— Игорь, — довольно внятно представился серебристый человек-единорог. На русском.
— Мач Крайм, — растерянно ответил я ему взаимностью, чем вызвал тяжкий вздох.
— Опять нехристь…, — уныло пожаловался неведомо кому неведомый волшебный конь, — Ну хоть водку пьет…
— Слышь, я из Саратова! — тут же возмутился я.
— О! — глаза Игоря попытались собраться в кучу, но анатомия была против, — А я… из Кемерово!
— Помотала нас жизнь…, — тут же сделал горький вывод я. Нет, ну а чо? У меня вон волосы черно-белые, полосами. Как и вся жизнь. Как зебра. Напротив меня тоже лошадь и явно не от хорошей жизни. От хорошей в одно жало так не бухают!
— Давай выпьем, — сделал логичное предположение русский единорог в блестящем пальто.
И с этого-то всё и началось…
Глава 14
Потолок был знакомым. Не в смысле «братан! Сколько Лен, сколько Зин!» как в моей обшарпанной двушке в прошлой жизни, а из серии «я всю эту красоту точно уже видел, причем, именно эту». Ну завитушки там, побелку ровную… в общем, знакомый потолок. Откуда — непонятно совершенно, но вот такие дела. Это меня успокоило, несмотря на то что память и вообще головной мозг работали сейчас как эстонцы на итальянской забастовке, трудоустроенные на заводе тормозной жидкости. В целом, я бы не смог ответить на банальные вопросы, вроде того, кто я, зачем я, что тут делаю, как сюда попал и кто виноват. Нет, никак. Разве что подмечались факты окружающего пространства, действующие на сознание успокоительным образом. К ним относился знакомый потолок, вполне мягкая кровать, на которой валялось мое бренное тело, а также небольшая тяжесть в районе живота, демонстрирующая, что на нем, на этом животе, кто-то спит.
Почему-то подумалось о утконосах, но совсем чуть-чуть, так как давление, оказываемое на живот, было слегка чрезмерным, по причине излишней тесноты в потрохах от переполненного мочевого пузыря. Решив, что последнее является наибольшей проблемой, я победил малодушие, утверждавшее, что шевелиться нельзя ни в коем случае, и начал выкарабкиваться из постели, попутно вспоминая, кто я есть и зачем пришёл в этот прекрасный мир. Со стоном, похожим на песню, я сбросил с себя иго толстого одеяла и… ошарашенно уставился на то, что съехало у меня по животу в район хвоста, но так и не проснулось.
На утконоса оно похоже не было, зато было ну очень похоже на другое существо, причем на существо, которое мне, как приличному гаремодержцу, в постели иметь не полагалось. Это была голая женщина, ни капли не похожая на моих девчонок. Более того, полуприкрытое одеялом и сладко сопящее тело очень фигуристых пропорций относилось к расе гоблинов, сверкая сочно-зеленой кожей в разных-всяких интересных местах.
Пришлось вставать совсем для лучшего обзора продолжающей подкидывать мне сюрпризы реальности.
Обалделый, я стоял посреди смутно знакомых хором, в которых точно был ранее, пялясь на точно незнакомую мне гоблиншу. Они почти все были мне незнакомы, кроме одной предательницы, обожающей обильный пирсинг из золота везде, где можно и нельзя, так что была точно посторонняя женщина, с которой мы спали голыми в одной постели. Решив, что всё может подождать, я пошлёпал в туалетные комнаты, дверь в которые нашел безошибочно, а там долго стоял под душем и в экзистенциальном кризисе.
Виной кризиса была гоблинша, хоромы и город за окнами, который я услышал еще когда разглядывал зеленое дрыхнущее тело. Оживленный такой город, уж шум мегаполиса, пусть даже фиольского, я ни с чем не перепутаю. Как так могло пройти, если последнее, что я помню, был трактир посреди леса в ночи, рыжий бармен и серебристый единорогочеловек из Кемерово по имени Игорь?
Ну да, водка. Много водки…
Контрастный душ привёл меня в относительный порядок настолько, что я забеспокоился за девчонок, но это благородное чувство тут же утихло, стоило мне выйти из ванны. Все пятеро, не считая отсутствующей или прячущейся Мимики, стояли посреди номера (а это точно был номер в отеле! Я вспомнил!) уперев руки в боки и нехорошо на меня посматривая. Угнетающе эдак.
— Мач…, — негромко произнесла краснокожая демоница тоном, от которого мне инстинктивно стало очень стыдно за бесцельно прожитую жизнь.
— А? — отреагировал я, благоразумно прикидываясь дурачком и готовясь всё отрицать.
Минута тишины. Меня сверлят взглядами, я туплю в ответ, так как думать по-прежнему нечем. Проспиртованный мозг смотрит сквозь глаза на девчонок как баран на новые ворота, понятия не имея, что вообще происходит. Вот я мирно пью водку и жду их из бани, а вот раз! — и мы в Аустоламбе! Почему знаю, что в нем?! Потому что только тут я был в шикарном отеле и это точно он! И что за гоблинша? И где Игорь?!
— Мач, — сказала, как отрубила Тами, — Ты больше не пьешь, понял?!
— За что?! — тут же поперхнулся я, тыкая пальцем в сладко спящее зеленое тело, — Я её не…!
— Да её хоть за еее!! — взвизгнула, моментально выходя из себя, гномка, — Ты помнишь, что ты натворил?!!
— Не помню я! — тут же среагировал я, — Так что сначала расскажите, а потом смотрите на меня, как на врага народа!
— Ты…, — горестно пробормотала Саяка, меряя меня взглядом раненной в спину птицы, преданного товарища и умирающего от голода котенка.