Справедливая натура
Шрифт:
«Это черт знает что такое! – думал он, сжимая кулаки. – Как все-таки несправедливо! Ничего. Я эту самую справедливость восстановлю. Вот этой рукой! Или этой… неважно».
До самого Енисейска его бесстрастно рассматривала единственная соседка. Бесцветные глаза надменно смотрели на его страдальческое лицо. Ясное дело – английская стерлядь. Видно, едет устраиваться к кому-то гувернанткой. Это сейчас модно. Нет, точно англичанка! За всю дорогу не сказала ни слова.
Бальтазар
Петруша был толстоват, лысоват и слеповат. Ужасно походил на старого крота, притом что самому лишь четвертый десяток. На носу сверкало пенсне, щеки краснели и раздувались при каждом слове. Бальтазар прыснул, представив, будто Петруша держит во рту маленькую керосиновую лампу. Тоже еще, светоч правосудия!
Почему зубной врач не обратился к более опытному адвокату? Хотя, если подумать, к кому? В Енисейске и без того мало юристов, а уж после знаменитого государева указа… Днем с огнем не сыскать.
Вернувшись из Петербурга, Бальтазар упросил шефа отложить экзамен по случаю нового суда. Следовало во что бы то ни стало проучить неумеху-врача. Взыскать с него все расходы.
Каждую копейку!
Закончив речь, Петруша неуклюже поклонился. Затем, шаркая ножками, просеменил обратно к скамеечке и шлепнулся рядом с лысым доктором.
Мировой судья Эммануил Гедеонович посмотрел в их сторону. С тонких губ сорвалось:
– То есть ваш доверитель, господин Восьмеркин, полагает доводы уважаемого истца несостоятельными?
Крот сделал вид, будто пытается привстать:
– Точно так-с! Если я не ошибаюсь, в действиях уважаемого доктора отсутствует вина. То есть ежели я опять-таки не ошибаюсь, в нашей стране человек вправе свободно выражать профессиональное мнение.
– Не желает ли доктор что-нибудь дополнить? – махнул прозрачной от худобы ладошкой Эммануил Гедеонович, дозволяя Петруше сесть.
Тот с кряхтением водрузил себя на скамью. Покраснел. Не то от удовольствия, не то от натуги.
На лбу доктора появилась знакомая гармошка, он сказал:
– Нуте-с.
Сухо и резко. Ни у кого не осталось сомнений, что ответ: «Нет!»
Бальтазар покачал головой, закатив глаза к потолку.
Судья перевернул какую-то страничку и с минуту ее изучал. Затем произнес:
– Значит, так! Истец Самохвалов, вы утверждаете, что милостью господина доктора оказались, по вашему выражению, на мели. Скажите, милостивый государь мой, какие именно расходы вы понесли?
– Железнодорожный билет, две штуки, – принялся загибать пальцы Бальтазар, его взгляд победительно устремился в сторону шефа. – Чай с лимоном, две штуки. Услуги извозчика – целых два рубля! Разбухший от дождя цилиндр, одна штука. А еще вынужден прибавить, господа, разбитую копилку-свинку из китайского фарфора!
– Помилуйте, – вскинулся Петруша, – копилка-то в чем виновата?
Бальтазар снисходительно улыбнулся:
– А где, по-вашему, я хранил деньги для оплаты всех этих расходов? Под подушкой?
– Ну хорошо-с! – стукнул молоточком Эммануил Гедеонович, и его губы чуть раздвинулись. – Допустим, вы действительно все это потратили на ваш… эмм… лечебно-оздоровительный вояж.
Не уловив иронии, Бальтазар важно кивнул.
– Но, – продолжил судья, – какие у вас доказательства, что во всем этом виноват уважаемый доктор?
– Вот-вот-с! И я хотел бы это знать! – взвился Петруша и доверительно тронул доктора за плечо. Дескать, не тушуйтесь, сейчас все решится.
Бальтазар поправил бутоньерку на лацкане сюртука.
– Как какие? – делано удивился он. – Так ведь диагноз неверный. Зуб-то на месте! Вот он, господа, целехонький.
С этими словами Бальтазар оттянул пальцем верхнюю губу и завертелся на месте, чтобы собравшиеся могли получше рассмотреть улику.
– О-от он, оспоа! Ой уп! А эсте! Э ыпал! Ыдите?
– Куда мы должны выйти? – не понял Эммануил Гедеонович.
– Эт! Йа овою – ыдите ой уп?
Мировой судья скривился, против воли разглядывая огромный бальтазаров резец.
– Если это все, господа, суд удаляется в совещательную комнату.
Проводив взглядом высокую худую фигуру в мантии, молодой человек убрал палец изо рта и посмотрел на доктора. На губах Бальтазара играла издевательская улыбка.
«Как они могли меня уволить?!» – сокрушался Бальтазар, идя к родительскому дому.
От его грозного вида разбегались все. Прохожие переходили на другую сторону тротуара, кошки прятались на заборе, собаки – в будках. Даже курицы метались туда-сюда.
Шеф Марков вызвал его в кабинет сразу после суда. Он решил, что не будет никакого экзамена. Бальтазар проиграл дело, которое начал сам. По собственной инициативе! Проиграл, так и не сумев доказать, что мнение доктора ошибочное. Представление с зубом не оказало на суд должного впечатления. А если и оказало, то явно не то, на которое он рассчитывал.
Что это, как не демонстрация профессиональной некомпетентности?
Конец ознакомительного фрагмента.