Спроси у зеркала
Шрифт:
Это было уже совсем противно слушать. Что это еще за новости? Шантаж?! Через нее пытаются подобраться к Владимиру Александровичу? Мало кто в столице не слышал это имя. Но подбираться к нему через его невестку? Какая наглость, какая низость!
— Покорнейше благодарю, — Лариса постаралась вложить в голос еще больший сарказм, нежели сама невидимая собеседница. — Но о своих близких я знаю все, что мне необходимо. А то, что не является необходимым, является лишним. Так что в дальнейшем не утруждайте себя звонками на этот номер — ваш телефон я заношу в черный список. Прощайте, доброжелатель!
Но очень неудобно было удерживать крошечный телефончик в руках и вести машину по неровной дороге. А потому Лариса не успела вовремя отключиться и услышала настораживающий
— Вы действительно полагаете, что тот сарафан на цепочках был эксклюзивным?
Слова 'сарафан на цепочках' очень слабо ассоциировались с личностью Владимира Александровича Дидковского, и Лариса опешила. И, естественно, забыла нажать кнопку отбоя. Ах, если бы этот звонок не застал ее за рулем, быть может, все могло бы пойти совсем по другому сценарию?
— Сарафан? Причем тут сарафан? Какой сарафан?
И не успела еще таинственная собеседница ответить, как в памяти всплыл подарок мамы Зольды — два очаровательных кусочка яркой ткани, скрепленных между собою кучей позвякивающих цепочек. И голос, голос мамы Зольды: 'Эксклюзив, второго такого во всем мире больше нет'. Да, очень симпатичный сарафанчик, но — увы — уж очень открытый, сверх всякой меры. Лариса так ни разу и не отважилась его надеть, даже на пляже. Он, наверное, до сих пор валяется где-то дома, то есть у мамы.
— Сарафан на цепочках. Можете его назвать летним костюмом: короткий лиф и маленькая юбочка, но не отдельно друг от друга, а скрепленные множеством цепочек. Помните?
— Помню, — растерянно ответила Лариса.
— Вот с этого сарафанчика и началась вся эта история. Если вам это интересно — я ее расскажу. Причем совершенно бесплатно. Если хотите — по телефону, но тогда давайте свяжемся по городскому, а то по мобильному слишком дорогое удовольствие получится, ведь история довольно длинная, но интересная. Было бы лучше, если бы вы согласились встретиться со мной лично. Тогда я смогла бы вам продемонстрировать не только сам сарафан, но и еще кое-что действительно эксклюзивное.
— Постойте, — мозг Ларисы категорически отказывался понимать, о чем идет речь. — Как вы можете показать мне мой сарафан, который лежит у меня дома? Бред какой-то…
— Приезжайте, Лариса. И лучше всего, если вы приедете прямо сейчас. Тогда вы получите такой эксклюзив! Я вам обещаю — я не собираюсь требовать с вас денег или каких-нибудь благ. Абсолютно! Я только покажу вам кое-что, а уж как к этому относится — ваше дело, я даже выводы свои оглашать не буду. Вы сможете приехать сейчас?
Лариса не ответила, только кивнула, как будто собеседница могла ее видеть. Однако та, кажется, таки поняла, потому что несколько раз подряд продиктовала адрес, дабы Лариса наверняка его запомнила, и отключилась.
Она остановила машину и задумалась. Что это было? Кто это? И этот адрес… Что-то неуловимо знакомое — улица Таллиннская. Таллиннская, Таллиннская… Стоп, это же в Строгино, это где-то недалеко от маминого дома. Но зачем ей туда ехать? Каким образом эта странная собеседница собралась показать ей ее же собственный сарафан? Ведь он у мамы… Если только она, конечно, не отдала его кому-нибудь, или не выбросила. Эксклюзив. Причем тут эксклюзив? Как она сказала? 'Вы думаете, что тот сарафан был эксклюзивным?' 'Думаете'? То есть она намекала, что у нее тоже есть такой сарафан? Ну и что? Даже если и есть — что в этом страшного? Что криминального? Значит, та портниха, желая заработать побольше, банально обманула маму Зольду, вот и все. О каком же тогда еще эксклюзиве говорила эта странная барышня?
Однако спокойствие, так недавно теплом и уютом разлившееся в Ларисиной душе, покинуло ее безвозвратно. Пожалуй, не будь сегодняшнего разговора с Андреем, не будь этого страшного слова 'инфантильная', не будь еще более страшных слов о том, что клан Дидковских использовал ее, как породистую собаку, сначала для представительских целей, а потом для производства элитных детей, она ни за что на свете не поехала бы к незнакомому человеку. Но все это произошло в один день, и недавнее
Глава 6
Подходила к названной квартире Лариса с чувством необыкновенного торжества. Она так переволновалась, пока доехала до города, едва с ума не сошла от подозрений и неясных ощущений чего-то страшного, непреодолимого, неотвратимого. Хорошо хоть в последнюю минуту сообразила заехать к маме домой — благо, ключи так и болтались до сих пор на колечке на всякий случай. Ей даже не пришлось долго искать — сарафан и по сей день лежал себе спокойненько в шкафу на ее полке. Мама так и не собралась разобрать шкаф за семь-то лет, что дочь живет отдельно. Правда, сейчас мамина безалаберность оказалась Ларисе как нельзя кстати. Интересно, что скажет таинственная незнакомка, когда увидит в Ларисиных руках этот злосчастный сарафан? Почему-то изначально Лариса решила, что шантажистка каким-то непостижимым образом похитила, выкрала этот сарафан из маминого дома, а потом решила на нем сыграть, как на доказательстве какого-то страшного преступления. А утверждение о том, что слова мамы Зольды о полной эксклюзивности подарка не соответствуют действительности подсознательно напугало так, что, не отдавая себе в этом отчета, Лариса просто отбросила его в сторону, словно его и не было. Почему-то ей казалось очень важным предъявить свой сарафан незнакомке, как доказательство того, что в ее жизни никогда ничего страшного произойти не может, как бы кто ни старался. И потому, сжимая в руке ткань вперемежку с цепочками, чувствовала себя гораздо увереннее: 'Вот попробуй, наговори мне теперь гадостей, я тебе быстренько рот заткну этим чертовым сарафаном!'
На ее требовательный звонок быстро откликнулась хозяйка. Лариса смотрела на нее с удивлением: странная женщина несколько отталкивающей внешности, но чем-то совершенно неуловимым так знакомая. И от этой неуловимости, от полутонов: знаю? или не знаю? своя ли? или чужая? плохая? или все-таки хорошая? — от этой неуловимости, от неизвестности вновь противно засосало под ложечкой.
— Вы Лариса? — вместо приветствия спросила хозяйка.
Не дождавшись ответа, пристально и даже критически оглядела гостью. Только после этого пригласила войти:
— Вот вы, значит, какая.
— Какая?! — с вызовом переспросила Лариса, переступая невысокий порожек.
— Такая, — расплывчато ответила хозяйка. — Вот теперь мне совсем всё понятно.
Неизвестно, что такого понятного нашла в Ларисином визите хозяйка, да только Лариса и вовсе запуталась. Что же, в конце концов, происходит?!
— Не пытайтесь догадаться, — словно поняла ее состояние хозяйка. — Проходите в комнату, я сейчас все объясню, иначе вы совсем запутаетесь.
Лариса не стала упорствовать. Да и к чему? Уж если она пришла сюда для выяснений — чего же столбом стоять посреди тесной прихожей? Прошла в небольшую комнату. Удивилась: обычно однокомнатную квартиру обставляют таким образом, чтобы она одновременно служила и гостиной, и спальней. Некоторые умудряются туда же воткнуть и кабинет. Здесь же не только единственная комната, а, пожалуй, вся квартира представляла собою спальню. Широченная кровать занимала собою едва ли не все пространство. Шкаф в одном углу, одинокое кресло и крошечный столик для косметики и парфюмерии — в другом. И все, больше никакой мебели. Даже телевизор был подвешен на специальных кронштейнах к потолку. И получалось, что гость из входной двери сразу попадал едва ли не в хозяйскую постель! Даже кухня казалась этаким закутком спальни: хрупкий крошечный столик с такими же крошечными, словно кукольными чашечками на нем, две табуреточки в мягких стеганых чехлах безумно-розовой гламурной расцветки из той же ткани, что скатерть и покрывало на кровати. Не квартира, а будуар какой-то!