Спящая кукла
Шрифт:
– Ты очень хорошо сказала тогда, за обедом, – заметила Саманта.
Она имела в виду молитву, которую Линда прочитала перед обедом. Линда явно импровизировала, но сделала это хорошо и убедительно. Саманта в Бога не верила, но ее тронули слова Линды о душах людей, загубленных Дэниэлом Пеллом, и, конечно, просьба о скорейшем разрешении трагической ситуации, благодаря которой они собрались здесь. Даже Ребекка и та растрогалась.
Еще совсем маленькой девочкой Саманта очень хотела, чтобы родители отвели ее в церковь. Многие ее подруги ходили туда вместе с семьей, и Саманте казалось, что так должны поступать
Саманта, я бы очень хотела пойти погулять с тобой, но ты ведь знаешь, насколько важно собрание, на которое я собираюсь. Речь идет не просто об Ореховом ручье. Вопрос касается всего Контра-Коста. Ты тоже должна чем-то пожертвовать. Ведь ты, в конце концов, не пуп земли…
«Как отвратительны эти воспоминания, – подумала Саманта. – Хватит с меня!»
За ужином они говорили обо всем, что приходило в голову: о политике, погоде, о Кэтрин Дэнс. Ребекка, подвыпив, попыталась разговорить Линду, узнать, почему она стала такой религиозной. Но Линда – так же как и Саманта – сразу почувствовала, что в вопросах Ребекки содержится вызов, и потому отвечала уклончиво и неопределенно. В «семье» Ребекка была самой независимой из всех трех и по сей день оставалась самой грубой и бестактной.
Тем не менее Линда все-таки рассказала подругам о своей жизни. Она руководила приходским центром. Как поняла Саманта, она кормила бездомных, а также помогала брату и его жене с приемными детьми. Из слов Линды, да и по жалкому внешнему виду можно было понять, что с деньгами у нее туго. Тем не менее она настаивала, что в духовном смысле слова жизнь у нее «богатая» – фраза, которую Линда повторила несколько раз.
– Ты по-прежнему не общаешься с родителями? – спросила ее Саманта.
– Нет, – тихо ответила Линда. – Брат иногда с ними видится, но я никогда.
Саманта вспомнила, что отец Линды вскоре после ее ареста баллотировался на какой-то пост и проиграл, так как его соперник в своих выступлениях заявлял, что если Лайман Уитфилд не способен поддерживать порядок в собственной семье, хорошего руководителя из него никогда не получится.
Линда добавила, что она встречается с мужчиной из их общины.
– Очень милый, – ограничилась она краткой характеристикой. – Работает у «Мейси».
Линда не стала углубляться в подробности, и Саманта так и не поняла, какие у них отношения – любовные, или они просто хорошие друзья.
Ребекка была гораздо более откровенна о своей личной жизни. «Женская инициатива» процветала. У Ребекки было четверо сотрудников, работавших полный рабочий день, и она жила в кондоминиуме с видом на залив. Что касается ее любовной жизни, то она не преминула сообщить о своем последнем бойфренде, ландшафтном дизайнере почти на пятнадцать лет старше ее, но красавце и очень богатом. Ребекка хотела выйти за него, но, как поняла Саманта, для их брака существовала масса препятствий, и бойфренд Ребекки еще не развелся с предыдущей женой. Кроме него, Ребекка упомянула еще нескольких своих возлюбленных.
Саманта
В конце концов одиночество начало по-настоящему тяготить ее, и Саманта стала заводить знакомства. Ее третий по счету знакомый, Рон Старки, был выпускником инженерного факультета Стэнфордского университета. Он был очень мил, застенчив, очень неуверен в себе – типичный «ботаник». Прошлое Саманты его практически не интересовало. По сути дела, его вообще мало что интересовало, за исключением авианавигационного оборудования, кино, ресторанов и в последнее время их сына.
Совсем не тот мужчина, на которого клюнуло бы большинство женщин, но Саманта решила, что именно такой муж ей и нужен.
Через шесть месяцев они поженились, а еще через год родился Питер. Саманта была очень довольна. Рон оказался хорошим отцом и надежным мужем. Единственное, о чем она немного сожалела, было то, что она познакомилась с ним так скоро. Ей хотелось поднакопить чуть больше жизненного опыта, нехватку которого Саманта постоянно ощущала. Она чувствовала, что из-за связи с Дэниэлом Пеллом в ее жизни образовалась огромная дыра, которую нечем заполнить.
Линда с Ребеккой пытались разговорить Саманту, но та всячески уклонялась от расспросов. Ей не хотелось, чтобы вообще кто-то, а тем более эти женщины что-то знали о ее жизни в образе Сары Старки. Если до Рона дойдет слух о том, кто она такая, он ее бросит. Наверняка. Он едва не порвал с ней на несколько месяцев после того, как она со слезами на глазах призналась ему в том, что якобы участвовала в преступной растрате. Если он узнает, что Саманта была связана с Дэниэлом Пеллом и все годы их совместной жизни лгала ему, он просто уйдет и заберет с собой ребенка.
Линда вновь предложила им тарелку с пирожными.
– Нет-нет, ни в коем случае! – воскликнула Саманта. – Я сыта. Я за месяц столько не съедаю за ужином.
Линда села рядом с ней и, съев половину пирожного, сказала:
– О, Сэм, знаешь, еще до того, как ты приехала, мы с Кэтрин беседовали о том пасхальном ужине. Нашем последнем совместном ужине. Помнишь?
– Ты спрашиваешь, помню ли я? Это было нечто фантастическое!
День был чудесный. Они сидели за столиком из досок, принесенных приливом. Горы еды, великолепная музыка из сложного стереопроигрывателя Джимми, повсюду паутина проводов. Они покрасили пасхальные яйца, наполнив весь дом запахом горячего уксуса. Саманта свою часть яиц выкрасила в голубой цвет. Как глаза Дэниэла.
После того прекрасного дня «семье» оставалось существовать совсем немного. Через полтора месяца будут убиты Кройтоны и Джимми Ньюберг, а все остальные окажутся в тюрьме.
Но день был действительно незабываемый, восхитительный.
– Ты помнишь ту индейку? – спросила Саманта, покачав головой при воспоминании. – Ты ее коптила.
Линда кивнула:
– Да, целых восемь часов. В коптильне, которую для меня сделал Дэниэл.
– В чем? – переспросила Ребекка.
– В коптильне. В той, которую сделал Пелл.