Спящее зло
Шрифт:
— Это женщина Воды. Тот, кто познал ее любовь, никогда не будет утомленным и измученным, ибо она, отдавая себя, отдает и свои силы, при этом не теряя их.
У Конана перехватило дыхание. Ноздри его трепетали, острое желание волнами прокатывалось по телу, бросая то в жар, то в холод. Варвар никогда еще не видел столь прекрасных женщин, за возможность обладать ими он готов был заплатить любую цену. Ульфиус наконец-то правильно понял напряженное молчание гостя и, возликовав в душе, сдернул с нитки следующий камень. Черный алмаз поражал великолепием. Офирец дрожавшим от волнения голосом произносил совершенно непонятные киммерийцу слова, и алмаз постепенно окутывался туманом, сначала легким, белесым, затем все более и более густым. Потом туман исчез, сразу, словно его
— Это женщина Земли. Она тоже рабыня ожерелья. Но она отличается от тех, кого ты уже видел, ибо никому не дарит свою любовь. Ее ласки надо заслужить. Она будет преданной лишь настоящему герою, храброму, честному, решительному.
Варвар шумно сглотнул и попытался заговорить, но из его горла вырвался только сдавленный хрип. Прокашлявшись, киммериец все же сумел выдавить из себя:
— Чего ты хочешь за них?
— Погоди, — усмехнулся Ульфиус, стараясь продлить удовольствие от победы. — В ожерелье есть еще камни. Не хочешь ли взглянуть на них?
— Я достаточно насмотрелся на всякие чудеса. Больше мне ничего не надо. Так чего же ты хочешь?
— Могу предложить обмен.
— У меня ничего нет.
— Есть, есть. Я отдам тебе ожерелье и обучу заклинаниям, вызывающим этих красоток, а ты дашь мне меч. Тебе легко будет добыть другое оружие.
Конан был согласен на все. Юноша потянулся за мечом, но едва рука коснулась рукояти, как голова прояснилась, терзавшее его желание исчезло, и он понял, что не сможет даже достать оружие из ножен. Никогда и ни за какие сокровища он не расстанется с ним. Это было выше его сил.
— Нет, — покачал он головой.
Офирец, который уже мысленно держал меч в своих руках, рассвирепел:
— Ты упрямый выродок, сын шакала и змеи! Убирайся! Ты еще заплатишь за свое тупое упрямство!
Конан резко поднялся на ноги, швырнул кубок с вином под ноги Ульфиуса и молча покинул шатер.
Полог еще трепыхался, когда цепкая рука отодвинула его и внутрь заглянула острая плутоватая мордочка. Броко подобострастно улыбнулся.
— Да простит меня мой господин…
Ульфиус злобно посмотрел на слугу:
— Что тебе надо?
— Позволь мне войти.
— Заходи.
— Да простит меня мой господин еще раз, но я совершенно случайно слышал обрывки вашего разговора. Господину нужен меч? Я знаю, как можно наказать нахала и завладеть его оружием. Не соизволит ли господин выслушать неразумного раба?
Несмотря на досаду и раздражение, вызванные разговором с назойливым офирцем, Конан заснул мгновенно, и лишь стоило ему сомкнуть веки, как новое видение посетило его. Варвару снова пригрезились черный лес, поляна и капище. В окружении высоких серых камней стоял хозяин меча, а возле жертвенника кружилась в дикой пляске старая ведьма. На каменной плите был распростерт юноша, черноволосый и смуглый. Его тело покрывали кровавые знаки. И снова голубые искры побежали по серым камням, чтобы слиться в мерцающие шары и дать начало колдовскому вихрю. Голубой смерч возник над жертвенником и вдруг понесся прямо к великому воителю. Меч сам собой выскользнул из ножен, увлекаемый магической спиралью, и та вознесла его высоко над капищем, а потом метнула вниз. Оцепенев от ужаса, владыка следил за стремительным падением жала Смерти. Он рванулся к плите, но было поздно: сталь уже впилась в тело юноши, поразив его прямо в сердце. Могучие руки выдернули клинок из мертвой груди, безумные глаза обежали каменный круг. Владыка искал ведьму, чтобы излить на нее бешеный гнев. И глазам его предстал облаченный в рубище скелет, который приплясывал возле жертвенника. Могучая рука описала полукруг и снесла череп. Она взлетала и опускалась, пока землю возле жертвенника не усеяло
От едва уловимого шороха Конан мгновенно проснулся. Солнце уже поднималось над горизонтом, и в сером свете занимавшегося утра киммериец увидел скорчившуюся возле его дорожного мешка фигуру. Молниеносным движением он выкинул руку, схватил непрошеного гостя за шею и сильным рывком повернул голову к себе, едва не сломав бедняге хребет. Крысиная мордочка Броко побагровела, но тут же кровь отлила от впалых щек, и они стали мертвенно бледными.
— Не убивай меня, — залепетал несчастный. — Я все объясню.
Не ослабляя железной хватки, варвар тряхнул тщедушное тельце.
— Только не выкручивайся и не ври. Первое же лживое слово станет для тебя последним.
— Господин послал меня. Твой меч не дает ему покоя.
— И ты, дохлая крыса, хотел его украсть?
Конан едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Достойного противника он вызвал бы на поединок, а марать руки об это жалкое подобие человека воину не пристало. Киммериец встал, поднял насмерть перепуганного Броко за шиворот, развернул его и с явным удовольствием дал ему хорошего пинка под зад. Взвизгнув, тот отлетел довольно далеко, шлепнулся на землю и на четвереньках быстро-быстро пополз к шатру своего господина. Киммериец посмотрел ему вслед, усмехнулся и снова улегся, собираясь досмотреть удивительный сон, прерванный столь неожиданно. Все произошло так быстро и так тихо, что никто вокруг ничего не услышал. Все продолжали спать.
Когда Конан снова проснулся, уже стояло спокойное солнечное утро. Он сладко потянулся и, вспомнив события минувшей ночи, задумался. Если офирец решил пойти на откровенное воровство, то он точно не отступится. Покидать караван варвару не хотелось, тем более что путь проделан был уже немалый и до Шадизара оставалось всего несколько дней перехода. Много рассуждать Конан не привык и, так и не придя ни к какому решению, отправился завтракать. Не успел он сделать и нескольких шагов, как полог шатра Ульфиуса откинулся, оттуда выскочил раскрасневшийся толстяк и завопил во всю мощь своих легких:
— Вор! Негодяй! Я принял его как лучшего гостя, кормил и поил, а он обворовал меня, грязный шакал!
Конан огляделся по сторонам, пытаясь понять, на кого обрушился гнев сановника, и искренне изумился, когда увидел, что толстый палец с огромным золотым перстнем-печаткой показывает прямо на него. Варвар не считал предосудительными ни воровство, ни убийство, ни грабеж, но клеветников ненавидел всей душой. Считая оправдания ниже своего достоинства, он решительно повернулся к своему дорожному мешку, схватил его и резким движением вывернул наизнанку. Из пустого еще вчера мешка с гулким стуком вывалилась серебряная чаша, которую Ульфиус показывал ему накануне. Конан мгновенно понял, что делал Броко ночью возле его вещей. В глазах у киммерийца потемнело.
Офирец подбежал к находке, высоко поднял ее над головой и заверещал:
— Все видели? Все? Гнусный вор! Так ты отплатил мне за госте…
Но он не успел договорить фразу до конца. Меч варвара, словно сам по себе вылетевший из ножен, снес Ульфиусу голову. Кровь брызнула из огромной раны и окатила Конана с головы до ног. Бешеная ярость всколыхнулась в душе варвара, а по его оружию побежали голубые блики. Колдовской меч, откликнувшись на зов души хозяина-побратима, проснулся и возжаждал крови.