Спящее золото. Книга 1: Сокровища Севера
Шрифт:
– Гаммаль-Хьерт больше никогда не выйдет из своей могилы! – весело заверял Вигмар. – От него осталась маленькая кучка пепла. Она уже никому не причинит вреда. Но и новых сокровищ из кургана больше никто не достанет – ворота закрыты крепко и навсегда. Так что пришла пора выбрать наилучшее сокровище и назвать того, кто выиграл наш спор.
Рагна-Гейда встала на ноги, следом за ней невольно поднялись и Скъельд, и Модвид Весло. Помедлив, Вигмар тоже встал, опираясь на древко копья. Широкий и длинный наконечник с золотой насечкой сверкал острыми гранями, как застывшая молния. Он казался сердцем всей палаты, как огонь, притягивал все взгляды, подавлял робких, внушал зависть сильным. Кольбьерн хельд хмурился с беспокойным недовольством, лицо Модвида застыло. Почему-то все
А та смотрела то на Вигмара, то на копье в его руках, начисто забыв обо всех остальных. Затаив дыхание, гридница ждала, что скажет хозяйская дочь, но она не находила слов. Мысли толкались, как люди в доме возле узких дверей, мешая друг другу, а разум призывал к осторожности: не скажи такого, о чем потом пожалеешь. Хотелось рассказать Вигмару, как она восхищена им, но разве можно это сделать при всех. Да и к чему слова: он видел счастливый восторг в глазах, он все понимал.
И тогда заговорил сам Вигмар. Все получилось точно так, как он воображал, сидя в кургане в ожидании его мертвого хозяина: на них с Рагной-Гейдой смотрела сотня глаз, но он должен был сказать о своей победе и своей любви только ей. И он произнес:
На словах ловить нетрудновыкуп выдры в недрах темных;пламя битв Олень утратил:слов на ветер скальд не скажет.Каждый горд удачей дивной —дар доставил Ловн полотен.Верный выбор Фрейе* злата —верит скальд – укажут боги. [24]Рагна-Гейда хотела бы ответить стихом, но слова и строчки не шли на ум.
– Я думаю, что Вигмар сын Хроара раздобыл лучшее сокровище кургана, – просто сказала она. – Кубки и та другая вещь, – она повела рукой в сторону Модвида, но даже не взглянула на него, не в силах отвести глаз от Вигмара, – хороши, но эти сокровища их хозяевам придется защищать. А копье само защитит владельца.
24
Выкуп выдры – золото; пламя битв – копье, вообще любой клинок; Ловн полотен, Фрейя злата – женщина, то есть Рагна-Гейда (Ловн и Фрейя – имена богинь).
– Хорошо же оно защитило прошлого!! – с досадой бросил Скъельд. – Смотри, Вигмар, как бы это копье и тебе не принесло смерть, как Гаммаль-Хьерту!
Спорить с решением Рагны-Гейды было бы глупо – сочтут вздорным завистником и не больше, – но все же Скъельд не мог так легко принять поражение и злился на сестру. Встречи с мертвецом, которыми он лишь сегодня утром так гордился, теперь жгли позором. Лисица неспроста усмехается: наверняка тролли нашептали, как его, Скъельда сына Кольбьерна, тащили из кургана на веревке, а он дрыгал ногами и орал!
– Мне не предрекали смерти от собственных сокровищ! – весело ответил Вигмар. Сияние глаз Рагны-Гейды сделало его совершенно счастливым, он не испытывал никаких дурных чувств к ее родне, и даже яркая досада, написанная на лицах Стролингов, ничего не значила.
– А от чужих? – ядовито осведомился Фридмунд Сказитель, стремясь отыграться хоть как-нибудь.
– А чужое на то и существует, чтобы стать своим! – уверенно ответил Вигмар и вдруг так дерзко взглянул прямо в глаза Фридмунду, ждавшему ответа, что все Стролинги разом вздрогнули. Показалось, что Вигмар имеет в виду их собственные сокровища. Какие?
– …и тогда злобное колдовство квиттинской ведьмы вызвало чудовищного тюленя, который утопил все наши корабли… Конунг Стюрмир со своими людьми был рад услышать о нашем позоре… Гримкель Черная Борода говорил, что не продаст нам железа… Они боятся нашей мощи… Квитты – наши враги, и ни один из фьяллей не сможет быть спокоен за свою честь, пока мы не рассчитаемся с ними за обиды!
– Веди нас, конунг! Пусть у нас будет
Эрнольв Одноглазый молча кивал головой, глядя в свой кубок. В каждой усадьбе, где останавливался Торбранд конунг по пути на север, слышал он эти воинственные речи.
– Я клянусь памятью моих предков, что пойду с тобой в поход, конунг, и пусть у нас будет одна судьба! – провозглашал хозяин, местный хельд, поднимая к закопченной кровле посвященный Одину рог. – Я клянусь именем Отца Ратей: я не отступлюсь от тебя до самой победы и лучше погибну в битве, но не покажу себя трусом!
Родня и дружина хозяина радостно вопили, предвкушая будущие подвиги, добычу и славу. Их мечи и копья соскучились праздно украшать стены, в глазах хозяев уже блестело квиттинское золото, в ушах звенели победные кличи и хвалебные песни. Эти люди не видели черную спину квиттингского чудовища в бурных волнах, они еще не теряли братьев.
Смелым в сраженьяхрадость приспела:молнии блещут —то копья валькирий!Гремит их оружье,как гром поднебесный! —пел Кольбейн ярл, кроме смелости одаренный еще и хорошим звучным голосом. Торбранд конунг не сводил глаз с певца: эта песня звучала на каждом пиру, но каждый раз он слушал, как впервые. Жажда мести так глубоко вошла в сердце, что он почувствовал бы себя опустошенным, если бы ее вдруг не стало. Убежденность конунга заражала всех вокруг, и забывались страшные рассказы о квиттинской ведьме и чудовищном тюлене, опасения уступали место отваге. Это очень просто и не требует размышлений: обида конунга – обида всего племени, а за обиду надо мстить, за кровь брать кровью. Так завещано предками, а предки не могут ошибаться.
Молнии морящедро он даритверной дружине —вот слава конунга!Волки и воронырады добыче,Павших Отцуугодить он умеет! [25]Хельды и их хирдманы радостно кричали, прославляя Одина и Торбранда конунга, а Эрнольв думал о теле Халльмунда. Едва ли тот, кто нашел рунный полумесяц, дал себе труд похоронить тело врага. Оно досталось волкам и воронам. А все эти люди, ослепленные жаждой мести и наживы, почему-то не думают, что в число жертв богу войны могут попасть и они сами. Разве высшее счастье не в том, чтобы со славой погибнуть и попасть в Валхаллу? Фригг и Хлин да будут с тобой, бедный одноглазый безумец! Если не в этом, то в чем же тогда? Не знаешь? Вот и молчи.
25
Молнии моря – золото; волки и вороны – священные животные Одина, поэтому отданные им убитые являются жертвой Одину.
– Что ты притих, Эрнольв? – окликнул вдруг Хродмар сын Кари. – Тебе не нравится эта песня – так сложи новую, получше. Ты ведь теперь стал так красноречив!
Эрнольв не сразу нашел взглядом Хродмара: слишком много народа набилось в тесную гридницу. Сидели на полу и на скамьях, было полутемно и очень надымлено. А, вон он: светловолосая голова виднеется возле подлокотника почетного хозяйского сиденья, сейчас занятого конунгом.
Любимец конунга ему не доверяет – Эрнольв отлично это знал. Несмотря на согласие идти в поход, Эрнольва считали противником конунга, и Хродмар не находил нужным скрывать неприязнь. Сам Торбранд обращался с дальним родственником ровно, спокойно, не менее приветливо, чем с прочими, но Эрнольв понимал, что Торбранд разделяет недоверие своего любимца. Несмотря на родство, его положение в дружине конунга было очень шатким и ненадежным.