Спящий бык
Шрифт:
Я посмотрел на Лейва. Он все лежал в точно такой же позе. Я дернул мальчишку, и он перевернулся как безвольная тряпичная кукла, и так и остался лежать глядя своими светлыми тусклыми невидящими глазами куда-то в небо. Слезы – вот почему влага на руке – беззвучно текли у него из глаз. А я сообразил, запоздало, — дурак, все мы бываем задним умом крепки – я ведь заткнул рот, но даже не попытался прикрыть ему глаза. Он видел всё. И я сидел рядом, чувствовал как оживает занемевшее от долгого лежания в одной позе тело. В этом отношении Лейву наверно было хуже, я крепко помял его. Но я бы не поручился, что это сейчас имеет для него значение. Я сидел рядом, и думал, что сказать лежавшему лежавшему рядом мальчишке, который смотрел в небо, и похоже не видел его. Разе могут быть для того что произошло какие-то слова? Я знал, что должен, что
"Не двинулся ли умом?" – С внутренней дрожью подумал я.
Но в этот момент Лейв сел, двумя руками вытер себе щеки, поднялся.
— Нужно похоронить их. — Сказал он.
И тяжелой совсем не детской походкой пошел из леса вниз по склону.
Я догнал его через несколько шагов.
— Стой, Лейв. Нельзя. Нельзя нам их хоронить.
Не возьмусь сказать, что стало у Лейва со взглядом, но я меня будто ошпарило, и я его чуть не выпустил. Глаза его были будто два тигля с раскаленным металлом.
— Да пойми ты, мальчик. Разве ты не слышал, что Эйнар сказал? Ему не нужны свидетели. Послушай… — Я тряхнул его, и зачастил. — Послушай Эйнар расспрашивал у Торви куда ты делся, ну? Торви выложил что ты пошел отнести еду на летний выгон. И когда Эйнар услышал это, то решил что… я забыл какое имя он назвал. Но он явно говорил о главном из тех троих, что ты видел на выгоне. Эйнар решил, что те трое тебя и убили, потому и спокойно уехал. Ты понимаешь? Скоро он встретится с теми троими, и узнает от них, что они тебя в глаза не видели, да еще и меня упустили. Ты соображаешь? И что тогда сделает Эйнар? Он либо опять повернет сюда всей своей оравой. Либо отрядит сюда несколько молодцов-следопытов. Он может решить, что ты вообще где-то шастал и не видел нападения, и как пить-дать распорядится устроить здесь у дома засаду. А куда тебе еще пойти? — Я наклонился над ним и выплевывал слова почти в лицо. — И если мы останемся здесь, они нас возьмут. Ну понимаешь ты, или нет? Я тебя понимаю, отлично понимаю.
— Нет, — презрительно покачал головой Лейв. — Не понимаешь.
— Ладно, ты прав. Прав. Не понимаю. Но ты вспомни, что отец сказал перед самым концом. Он Эйнара тебя не трогать просил. Хоть и знал, что бесполезно – просил. Для него было важно, чтобы род уцелел. Чтобы ты – уцелел. Своих похоронить важно. Но не важнее же этого! Надо убраться отсюда. И уцелеть. Будь Вермунд жив он бы тебе то же самое сказал!
Лейв рассматривал меня молча. На щеках его были мокрые дорожки, но страха не было в глазах. Я обнаружил, что слишком сильно его сжимаю за плечи и ослабил хватку. А он все молчал. и я открыл рот, чтобы снова попытаться вдолбить ему очевидные вещи. Но он опередил меня.
— Ладно. Ты прав. Но они не успеют доехать до поворота на выгон так быстро. Не голыми же бежать. Без еды и прочего. Внизу уцелел навес под которым вялилась рыба. Надой быстро пойти и взять, что есть полезного.
Я оторопел от такого перехода от безумства к деловитости.
— Ну что ты стоишь, — сказал Лейв. Надо же торопиться.
— Ладно. — Я отпустил его. — Ты прав. Пойдем.
Он побежал вниз, и я дернул за ним. Поглядывая на дорогу уходящую к озеру. Мы заскочили во двор, через распахнутые ворота. При взгляде на Астрид с близкого расстояния меня передернуло. Дом горел, раскаленный воздух уносил в небо стайки огненный жучков. Лейв застыл перед телами, на которые я старался не смотреть. Я встал в центре, и огляделся. Выделанная из бычьей кожи небольшая фляжка-бурдюк с водой висела у меня на лямке через плечо еще с выгона. Надо бы набрать еще воды, но не во что… Ладно, здесь не пустыня… Погреб недоступен из-за горящего дома. Еда… Еда… Я посмотрел на навес, под которым висела вяленная рыба на прутках. Во что же её взять. Взгляд наткнулся на суму из грубой ткани, которую кто-то выволок из дома, и обшарив, бросил во дворе не посчитав ценностью. Эта пойдет. Я схватил её и начал отламывать с прутков здоровенные рыбины, периодически оглядываясь на ворота. Я каждую секунду ждал, что в них кто-нибудь въедет. Что еще здесь? Костяные и несколько металлических крючков, леса сплетенная из жилы… Я схватил это из под навеса, и тоже бросил в сумку. А Лейв-то чего не помогает?
Я обернулся и обомлел. Лейв вцепился в ноги мертвому Вермунду, и сопя тащил его куда-то. Вермунд был крупным мужчиной, и Лейв каждым своим толчком вряд ли преодолевал больше нескольких сантиметров.
— Ты… ты что делаешь? — Пролепетал я.
— Я похороню их, — пропыхтел Лейв – как смогу.
— Ты что, вообще не слышал, что я тебе сказал. У нас нет времени рыть могилы!
— Я не стану. — Сказал Лейв пытаясь сдвинутся с места, и не глядя на меня. — У нас мертвых не зарывают в землю на радость червям. Я сложу свою семью в хлев, и… — он дернул в очередной раз – подожгу его.
— Да нет на это времени. Ты понимаешь? Даже на это нет. — Я бросил сумку, во мне бурлил страх и ярость на его тупость. — Я тебя силой утащу.
Лейв отскочил, метнулся назад лихорадочно оглядываясь, и ухватил валявшуюся на земле мотыгу-копалку, которая до разгрома обычно стояла у дома.
— Только попробуй. Слышишь? Голову разобью! — заверещал он, сжимая мотыгу обеими руками.
— Тупоголовый идиот! — Рявкнул я.
Лейв покачал головой.
— Иди. — вдруг неожиданно спокойно сказал он. — Уходи. Хоть ты и мой раб, я не буду задерживать тебя.
— Что? — Выдохнул я, леденея от смеси страха и бешенства. — Ах ты… Ах ты щенок! — Я попятился к воротам и целился в него дрожащим пальцем как из пистолета, тыкая в Деёва при каждой фразе. — Хочешь здесь сдохнуть? Пожалуйста! А я не тороплюсь. У меня еще есть для чего жить… Вспомни обо мне, когда Эйнар намотает тебе кишки на свою железяку! Придурок!
Я подхватил сумку и побежал к воротам. Все что мог я сделал, пора подумать и о себе. Я добежал до ворот, а внутри бился страх, что вот сейчас прямо на выходе я столкнусь с маньяками Эйнара. В воротах было пусто. И дорога уходящая к озеру была пуста. Пока… Я оглянулся во двор. Лейв уже бросил мотыгу и опять тащил Вермунда. Нельзя сказать, чтобы Лейв сильно продвинулся. Вермунд был крупным мужчиной…
Я отвернулся, вышел за ворота. И через пару шагов застыл. Руки у меня повисли. Мелкий идиот… который только что потерял всю семью… Я ведь прав сейчас. Что же мне так стыдно? Самое правильное сейчас вернуться. Да, вернуться и дать ему по голове. И утащить отсюда. Очнется, сам потом спасибо скажет.
Я развернулся и побежал обратно во двор. Вот сейчас мотыгой по затылку ему и приложу… Я подбежал, схватил мертвую Халлу за ноги и потащил и стиснув зубы от натуги потащил к хлеву. Когда душа уходит, человеческое тело тяжелеет… Длинное платье Халлы скребло по земле, голова несколько раз стукнулась о неровности двора, волосы тащились за ней усталой змеёй. Я перехватил взгляд Лейва.
— Нет времени бережно, Лейв.
— Я знаю, — кивнул он.
— Оставь Вермунда. Не осилишь. Притащи пока Халльдис и Астрид.
Он снова кивнул, бросил ноги отца и побежал к Астрид. Сделал несколько шагов, обернулся.
— Спасибо, Димитарр.
— Не за что. Мы оба покойники. Не болтай. Беги.
Пока он бегал за Астрид, я успел дотащить Халлу в хлев. Там я увидел, что сделали с Ингибьёрг… Потом я таскал остальных. Лейв помогал как мог. С сестрами было легче, с мужчинами тяжелее, со здоровяком Иллуги – очень тяжело. Иллуги мы тащили вдвоем, и я не знаю, как мы это сделали. Страх подгонял меня, и придавал сил. Никогда бы я не смог перетащить их так быстро в обычном состоянии. Может из-за того же страха у меня не было брезгливости. А может быть потому что я знал этих людей. И память их жизни была важнее брезгливости к смерти, и тому, что ей сопутствует. Мы сложили всех рядом, ноги к голове. Пока я обкладывал тела сеном и деревом, Лейв еще успел вместо украденного меча вложить отцу найденную острогу. Матери – веретено с куском пряжи, вытащенной из дома при грабеже, и брошенной дроттами; сама прялка так и сгорела внутри. Астрид положил её сплетенную из веток куколку. Кажется, он каждому успел что-то вложить. Я уже не спорил. И не уточнял, хоронил ли он кого-то до этого, видел-ли, знает-ли точно что нужно делать, или же придумывает что-то на ходу. Это были его похороны. Я лишь отдавал долг семье, которая была добра со мной. Он умудрился сделать все это очень быстро. Но конечно недостаточно быстро, чтобы я перестал трястись. Время от времени, пока мы занимались погребением, Лейв начинал плакать. Он делал это беззвучно, не прекращая работать… Мы уложили их, обложили, а потом с помощью головни от горящего дома подожгли хлев. Занялось хорошо и сразу. Здесь Лейв все же застыл, и мне пришлось потянуть его. Я еще схватил у навеса с рыбой острогу. С тем мы выбрались со двора и побежали в лес.