Спящий дракон
Шрифт:
– А какое условие? – спросил Эрд.
– Не убивай! – сказал Биорк.
– О! – только и смог вымолвить светлорожденный.
– Да уж! – согласился Биорк.– Непростое условие для воина.
– Я поверил! – сказал Нил.– И пошел с ним в Руну, учился там, пока не настал срок.
– Нелегко тебе, вождь, было сидеть бок о бок с юнцами! – заметил Эрд.
– Он не учился с юнцами,– сказал Биорк.– Его учили отдельно. Когда пришел срок, пошли к Провидцу и спросили: кто пойдет с Неуязвимым? И Провидец назвал имя.
– Кого же? – поинтересовался Эрд.
– Тебя!
–
– Твое имя было названо! – Нил похлопал светлорожденного по спине.– Твое, и больше ничье. Когда богов цепляют за живое, они сразу перестают темнить!
– Вот это верно,– согласился Биорк.– Ты бы послушал, светлейший, что плела его мать,– он кивнул на Нила,– когда ее спрашивали…
– Постойте! – перебил Эрд.– Меня? А как же ты, как же Этайа?
Нил захохотал.
– Нас Провидец не назвал. Мы присоединились сами,– ответил Биорк.
– Видишь, какая ты важная персона! – заметил Нил.
– Вы могли бы мне сказать! – Эрд немного обиделся.
– Трой посоветовал не посвящать тебя в подробности. Он сказал: ты должен считать себя главным, иначе не пойдешь,– пояснил Биорк.
– И он был прав, клянусь мошонкой нашего Хаора! – заявил Нил.– Ты вспомни, светлейший, каким ты был там, в Империи? Я не прав?
– Прав,– нехотя согласился Эрд.
– Зато теперь ты знаешь! – заключил Биорк.– Вернее, знаешь почти столько же, сколько и мы.
О том, что оракул посулил Эрду смерть, вагар умолчал.
– Ты пое€шь, светлейший! – проговорил Нил, отправляя себе в рот огромную порцию фруктового салата с орехами.– Поешь! Это успокаивает!
– Позволь, мой Санти, подарить тебе одну вещь? – сказала Ронзангтондамени.
Они сидели вдвоем на толстых подушках, брошенных на пол беседки в саду, что рос во внутреннем дворике шугрского дома Генани. Прозрачный ручеек струился по мраморному желобу, разделяя беседку пополам. Запах воды смешивался с запахом урнгурских цветов, не таким сильным, приторно-сладким, как в Конге, а тонким и свежим, приносимым теплым ветерком с овальных клумб, поднятых над нежно-зелеными мраморными плитами, которыми был выложен дворик.
Ронзангтондамени вынула крохотную шкатулку из черного хуридского дерева и открыла ее. Внутри Санти увидел перстень. Обрамленный филигранью из светлого металла, похожего на серебро, в центре его пламенел огненный яхонт в окружении шести небольших звездчатых сапфиров. Ронзангтондамени надела его на средний палец правой руки Санти. Перстень пришелся впору, и женщина счастливо улыбнулась.
– Он очень старый! – сказала она.– По преданию, носить этот перстень должен мужчина, потому ни я, ни мать моя, ни мать моей матери никогда не надевали его. Но мужчине он хорош! Мать говорила: он избавляет сердце от лжи, а тело – от болезней.
– Что это за металл? – спросил Санти, разглядывая перстень.
– Не знаю. Но он тверже серебра и совсем не потемнел. Хотя кольцу не меньше пятисот лет!
– Такой древний? Благодарю тебя! – Санти не смотрел на перстень, но чувствовал его на пальце.
Глаза Женщины Гнона засияли ярче сапфиров.
– Я рада, Санти! Пусть он поможет тебе! Хочешь еще винограда?
Ронзангтондамени хлопнула в ладоши, появился слуга. Но, прежде чем она отдала ему распоряжение, слуга поклонился и произнес:
– Посланец от Королевы, госпожа!
Ронзангтондамени нахмурилась.
– Что ей надо? – сказала она Санти по-конгайски. И слуге на урнгриа: – Пусть войдет! Но прежде принеси мне еще винограда! – И указала на опустевшую вазу.
Приказание было выполнено в точности. Сначала была принесена ваза с синими тяжелыми гроздьями, а посланец был впущен лишь пять минут спустя.
Он вошел и уставился на Санти. Щедростью Ронзангтондамени юноша больше походил на принца, чем на сына фарангского зодчего. В белой с голубым рубахе из плотного шелка, в свободных панталонах и черных, с бисерной вышивкой сапожках из тонкой кожи, с драгоценным перстнем на пальце, алмазной булавкой, скалывающей ворот рубахи, с волнистыми мягкими волосами, удерживаемыми дорогим обручем с затейливой инкрустацией… Санти не мог отказаться от подарков, потому что его собственная одежда превратилась в лохмотья. Но предпочел бы более скромный наряд: неудобно пользоваться щедростью, ничего не давая взамен. Однако отказываться от подарков Ронзангтондамени было бы жестоко.
Женщина Гнона с неудовольствием поглядела на засмотревшегося посланца.
– Говори, скороход! – резко бросила она.– Или ты уснул?
Посланец моргнул, повернулся к ней:
– Госпожа и Женщина Урнгура, Повелительница Шугра, Ее Величие Королева приглашает тебя, Ронзангтондамени, Женщина Гнона, госпожа и сестра, присутствовать на пиру в честь величайшего над великими, Бога, Владыки и Судии, Могучего, Доброго, Восставшего над богами и светилами, Хаора Всесокрушающего, сегодня, после захода солнца!
Посланец отбарабанил все единым духом и замолк.
– Приду! – Ронзангтондамени вынула из кошелька серебряную монету и бросила скороходу. Тот поймал монету, поклонился и вышел.
– Пир? – спросил Санти.– Это интересно?
– Много еды, немного музыки и совсем мало удовольствия! – ответила Женщина Гнона.– Но Королевский Дворец стоит посмотреть! Если ты хочешь, я возьму тебя с собой.
Ронзангтондамени и хотелось, чтобы юноша сказал «да», и не хотелось этого. Зная Королеву, Приближенных ее, да и прочих Женщин, она справедливо опасалась, что Санти покажется привлекательным не только ей одной. Кроме того, он был чужеземцем, а закон запрещал Женщинам Урнгура приближать к себе чужеземцев. Но ведь покупает же сирхар девушек! Почему тогда ей нельзя? Разве это не одно и то же?
Ронзангтондамени отлично понимала: нет, не одно и то же. Но в конце концов законы даны Хаором. И Хаором назвала Королева великана-пришельца. Хаор он или нет, но он – приятель ее Санти. Пусть-ка Королева распутает этот узелок!
– Да! – сказал Санти.
Он хотел посоветоваться с фьёль, прежде чем ответить, но сознание Этайи было в этот момент далеко от Урнгура.
– Да! – Санти хотелось не столько взглянуть на Дворец Королевы, сколько увидеть друзей.