Сражения Космического Десанта
Шрифт:
— Скажи мне почему, — произносит она. — Скажи, почему ты это сделал.
Я не ожидал столь простого вопроса.
— Это Ординатус Армагеддон. Одно из величайших орудий, когда-либо созданных человеком. Это война, Зарха. Мне нужно оружие, чтобы победить.
Она качает головой:
— Необходимости недостаточно. Ты не можешь из прихоти использовать «Оберон», Гримальд. — Она подплывает ближе, прижимаясь лбом к стеклу. Трон, какой же усталой она выглядит. Морщинистая, усталая, лишенная всяких надежд. — Он запечатан, потому
— Магистр кузни разберется с этим, — говорю я.
— Нет. Гримальд, прошу, останови это. Ты причинишь боль всем силам Механикус на планете. Для слуг богомашины это вопрос величайшей важности. «Оберон» нельзя вновь активировать. Использование его в битве будет богохульством.
— Я не собираюсь проигрывать эту войну из-за марсианских традиций. Когда Юризиан получит доступ в последний зал, он осмотрит Ординатус Армагеддон и оценит шансы пробуждения духа внутри машины. Помоги нам, Зарха. Мы не должны умереть здесь напрасно. Клянусь Троном Императора, «Оберон» поможет нам победить в этой войне. Неужели ты настолько слепа, что не видишь этого?
Она вновь переворачивается в жидкости и кажется погрузившейся в раздумья.
— Нет, — отвечает она наконец. — Он не может и не будет активирован.
— Я искренне скорблю, что придется проигнорировать твои желания, принцепс. Но я не остановлю изыскания Юризиана. Возможно, реактивация «Оберона» окажется за гранью его возможностей. Я готов умереть, приняв это. Но я не погибну, пока не сделаю все, что в моих силах, для спасения этого города.
— Гримальд, — она вновь улыбается и выглядит почти так же, как в нашу первую встречу, — я получила приказ от своего командования убить тебя, прежде чем ты продолжишь свои действия. Исход может быть только один. Я говорю тебе сейчас, пока мы окончательно не разругались. Пожалуйста, не делай этого. Оскорбление Механикус будет безграничным.
Я тянусь к вороту и нажимаю на кнопку вокс-связи. Мне отвечает один удар — условленный сигнал.
— Ты сделала третью ошибку, угрожая мне, Зарха. Я ухожу.
Со стороны тронов пилотов раздаются голоса.
— Мой принцепс, — позвал один из них.
— Да, Валиан.
— Мы получаем данные ауспиков. Приближаются четыре тепловых объекта. Сверху. Городские настенные орудия не целятся в них.
— Да, — говорю я, не отрывая взгляда от Зархи. — Оборонные системы города не будут стрелять в четырех моих «Громовых ястребов».
— Гримальд… Нет…
— Мой принцепс! — вопит Валиан Кансомир. — Забудьте о нем! Нам нужны приказы, немедленно!
Слишком поздно. Отсек уже начал дрожать. Шум снаружи заглушается грохотом брони самого титана, но все равно остается: четыре корабля пролетают, их двигатели ревут, угольно-черные силуэты скользят в лунном свете, что пробивается через глаза титана.
Я смотрю через плечо и вижу, как четыре десантно-штурмовых корабля направляют дула тяжелых болтеров и установленные на крыльях ракеты на глаза-иллюминаторы.
— Поднять щиты!
— Не
— Ты убьешь себя.
— Да, убью себя. Но и тебя. И твоего титана.
— Не поднимайте щиты, — с горечью произносит она. Команда подчиняется, ловя каждое движение и каждое шепотом произнесенное слово. — Ты не понимаешь. Присоединиться к битве будет богохульством для «Оберона». Священные военные платформы должны быть благословлены Повелителем Центурио Ординатус. Духи машин придут в ярость без этого. «Оберон» никогда не будет функционировать. Как ты не видишь?
Я понимаю.
Но еще вижу возможный компромисс.
— То есть единственная причина, почему Механикус не использует в войне одно из величайших оружий, чтобы спасти этот мир, заключается в том, что оно остается без благословения?
— Да. Дух машины взбунтуется. Если даже он проснется, то будет объят гневом.
В этих словах я увидел выход из патовой ситуации.
— Зарха, я все понимаю. Юризиан не станет реактивировать Ординатус Армагеддон и не будет приводить его в Хельсрич, — произношу я.
Она не отрывает от меня взгляда, зрительные рецепторы щелкают и стрекочут, скудно подражая выражению человеческого лица.
— Не станет?
— Нет. — На несколько мгновений повисает пауза, и затем я говорю: — Мы просто снимем с него орудие «Нова» и привезем в Хельсрич. В любом случае это все, что нам нужно.
— Тебе не разрешено разрушать тело «Оберона»! Снять пушку — это все равно что отрубить голову или вырвать сердце.
— Зарха, я устал выслушивать банальности, и мне пора идти. Магистр кузни обучался на Марсе, под руководством Культа Машины, в согласии с самой древней клятвой между Астартес и Механикус. Он чтит это оружие и считает свою роль в его пробуждении величайшей честью.
— Если бы он искренне чтил наши принципы, то не делал бы этого.
— А если бы вы искренне чтили Империум, то сделали бы это. Подумай, Зарха. Нам нужно оружие.
— Повелитель Центурио Ординатус уже в пути с Терры. Если он прибудет вовремя и его корабль сможет пробиться через блокаду, тогда есть шанс, что Хельсрич увидит «Оберон» в действии. Большего я не могу тебе обещать.
— В настоящий момент это все, что мне нужно.
Я думал, что так это и закончится. То есть в любом случае не закончится хорошо. Но тем не менее закончится.
Я направился прочь, но она вдруг меня позвала:
— Остановись на минутку. Ответь мне еще на один вопрос. Почему ты здесь, Гримальд?
Я снова посмотрел на принцепс, на это сморщенное древнее существо в гробу, смотрящее на меня механическими глазами.
— Поясни вопрос, Зарха. Не думаю, что ты говоришь о настоящем моменте.
Она улыбается:
— Да. Не об этом. Почему ты здесь, в Хельсриче?
Когда тебя спрашивают о таких вещах, я не вижу причин врать. Особенно ей.