Сразу после сотворения мира
Шрифт:
Он отлично знал, что подобная перемена тона всегда действует на такого рода женщин, и умел этим пользоваться.
Нэлли смотрела на него с интересом.
– У нас пропали драгоценности, вы что, не поняли? – Тереза Васильевна настороженно оглянулась на дочь и соседку. – Мои драгоценности. Вчера были на месте, а сегодня пропали.
– Какие драгоценности?
– Золотые кольца! Три кольца, с рубином, с бриллиантом и с крошкой бриллиантовой, такое широкое, – и она показала, каким широким было кольцо. Получалось, что в полпальца. – Жемчужные
– И телефоны, – подсказала Регина, переставшая шуровать ведрами. – Телефоны тоже пропали. Они там рядом со шкатулкой лежали, все три.
– Когда вы проверяли драгоценности и телефоны?
Мать и дочь переглянулись, а Женька на лавочке вытянула шею, чтобы лучше слышать.
– Я… точно не знаю, но абсолютно уверена, что вчера все было на месте.
– Почему уверены?
– Потому что, – понемногу обретая прежнюю уверенность, сказала Тереза Васильевна. – У меня никогда ничего не пропадает, я за всеми своими вещами смотрю!..
– То есть вчера вы драгоценностей не видели?
– Нет, но…
– С телефонами понятно, они все равно не работают. Вы положили их рядом со шкатулкой и забыли про них.
– Да, но…
– С чего вы взяли, что ваши украшения пропали вчера? Они могли пропасть неделю назад.
– А вот и не могли! – торжествующе закричала Тереза Васильевна, и Плетневу показалось, что она сейчас покажет ему фигу. – Неделю назад я в город ездила, и все драгоценности были на месте!
– На чем вы ездили в город?
– Как?!
Глядя ей в лоб, очень медленно Плетнев повторил вопрос.
– На машине, конечно! Не на электричке же!.. – фыркнула Тереза Васильевна.
– Где ваша машина?
– Меня привез водитель, – сообщила Тереза Васильевна тем же тоном, в котором явственно слышалось: накося выкуси! – Или вы думаете, я сама должна править, как кучер?!
– Значит, неделю назад все было на месте, а сегодня вы обнаружили пропажу?
– А вчера, – подхватила Тереза Васильевна, – у меня убиралась Любка! Вот вам и вся история, дорогой товарищ сыщик! Или кто вы там? И я этого дела так не оставлю! Она все-о-о вернет, все-о-о! Я в Газпроме работаю, у меня связи! Да я ее… посажу! Жулики кругом, одно бандитье! А я еще ей платила, как порядочной, мальчишку конфетами угощала! Попомнит она мои конфеты!..
Тут на крыльцо, зевая и почесываясь, выступил из дома патлатый пацан, очень худой и очень белый. Плетнев невольно посмотрел на свой живот, такой же белый, как у пацана.
Если тебе некогда отдыхать, с нежной заботой говорила ему Маринка, давай я запишу тебя в солярий!.. Ну, посмотри, это же ужасно! А вдруг нас куда-нибудь пригласят на солнышко, а ты такой… страшный.
И они оба смеялись. Ну, что делать?.. Отдыхать некогда и загорать некогда, вот и страшный.
– Вы че тут? – спросил пацан и зевнул во весь рот. – Ма, а ветчины нет, что ли?
– Маратик, у нас беда! Горе у нас, Маратик, солнышко! У бабушки все украли!
– Как – все? – поразился Маратик и оглянулся в дом, как бы проверяя, что именно там осталось. – Совсем все?!
– Да нет, не пугайся, драгоценности из шкатулочки… Все, что там было! И еще телефоны, и мой, и бабушкин.
– Е-мое! – подумав, сказал пацан. – Непруха. Здрасти.
– Привет, – поздоровался Плетнев.
– Вы из дома Прохора Петровича?
– Маратка, привет! – закричала с лавочки фигуристая Женька. – Ты все самое интересное продрых!
Тут пацан весь покраснел, бледная кожица пошла пятнами, схватил себя за трусы, потом отпустил их и умчался в дом. Там что-то загрохотало, как будто он опрокинул платяной шкаф.
Тереза Васильевна поджала губы и взглянула на Женьку, как будто впервые увидела.
– Шла бы ты к себе, Женя. Тут тебе не представление в театре.
– А по-моему, очень даже похоже! – поднимаясь, заявила девица и пошла, покачивая бедрами, потом обернулась и сказала Плетневу нежно: – А вы к нам заходите! Заходите, у нас весело-о-о! В карты сыграем!
– Распущенность какая, – так, чтоб девица слышала, сказала Плетневу Тереза Васильевна, как будто предостерегая. – Да и понятно, воспитания нет никакого! Одно слово, деревня! Я бы ни за что не разрешила Маратику с ней общаться, но ведь он здесь совершенно, совершенно без компании! Вот и приходится терпеть! Я не возражаю, когда она заходит, но есть же приличия…
Тут опять вывалился пацан в шортах, футболке с черепами и молниями и кепке козырьком назад, вид независимый.
– Ба, я завтракать хочу, – начал он с ходу, но тут обнаружил Женькины бедра, уже почти скрывшиеся за калиткой, и моментально весь задор с него слетел.
Плетневу даже жалко его стало.
– Конечно, Маратик, сейчас все, все будет, только бабушке надо в отделение собираться, заявление на Любку писать… Но сейчас, сейчас…
– А чего Любка поперла?!
– Марат, это тебя не касается, – подала голос его мать. Она нашла ключ и теперь зачем-то поворачивала его в замке туда-сюда. Ключ поворачивался с трудом, видно было, что пользуются им редко. – Это взрослые дела, не очень приятные.
– А я маленький, да?!
– Чего тебе, кашки или омлетик?
– Да ничего мне не надо!
– Маратик, ты же сказал, что завтракать хочешь! Бабушка так обрадовалась! Ты мало кушаешь! Совсем не кушает, – вдруг повернувшись, пожаловалась она Плетневу плаксиво.
– Здоровее будет, – задумчиво сказал он. – Потом не придется худеть… у французских докторов.
Нэлли Лордкипанидзе захохотала – между прочим, он уже заметил, что смеется она всегда с удовольствием и от души.
Маратик, окончательно раздумав завтракать, подбрасывал и ловил телефон и на бабушкины причитания не обращал никакого внимания, дочь Регина все ковырялась с замком, потом Тереза Васильевна удалилась в дом, велев Плетневу «подъезжать через пятнадцать минут».