Среди дикарей и пиратов
Шрифт:
Однажды вечером, сидя в лагере, мы занялись осмотром наших припасов. Оказалось, что пороху и дроби у нас осталось только на шесть раз. Было еще немного консервов, но сухари уже давно вышли; чаю хватало только на несколько заварок, хотя в последнее время мы пили очень слабый.
— Не будем приходить в отчаяние, — сказал Медж. — Бог хранил нас до сих пор; будем уверены, что Он даст нам дойти благополучно до конца нашего путешествия. Нужно беречь порох и дробь; будем есть попеременно консервы и щавель, если не удастся убить дичи. Надеюсь, что у нас хватит пищи на целую неделю, и мы не умрем с голоду.
Веселые слова Меджа
— Развеселитесь, Годфрей, — крикнул Медж, видя, что я молчу. — Я спою вам песню, чтобы показать, что я еще не упал духом, и вы должны также не унывать. — И он запел морскую песенку, которую часто певал в праздничные дни на «Героине».
Он спел три или четыре стиха, как вдруг мы услыхали, что кто-то кричит нам по-английски. Мы вскочили на ноги и ответили.
— Эй, товарищи! Откуда вы это свалились? — кричал чей-то голос, и из мрака вышла фигура белого в грубом пастушеском платье, с ружьем в руке и парой пистолетов за поясом.
Мне пришло в голову, что это беглый каторжник; но мы бросились к нему, не спрашивая, кто он и зачем он здесь, схватили его за руку и в немногих словах рассказали все.
— Неужели мы в самом деле приблизились к поселениям? — поспешно спросил Медж.
— Я думаю, что ближайшее поселение лежит не дальше пяти миль к югу, — ответил незнакомец, — но моя хижина и хижина моего товарища находятся менее чем в четверти мили отсюда, и мы будем рады, если вы пойдете со мной. Чайник у нас кипит, и еда будет готова к тому времени, как мы придем. Я живу тут в хижине; мой товарищ, пастух, только что загнал овец и устроил все на ночь, как я увидел свет вашего огня. Я и говорю товарищу: это туземцы, они собираются украсть овцу или причинить какой-нибудь другой вред; пойду-ка я посмотрю, что они там делают. Когда я услышал вашу веселую песню, сэр, я сейчас же понял, что все обстоит благополучно, но никак не мог понять, почему вы очутились здесь.
Медж сразу принял его предложение; мы вылили воду из чайника, быстро вскинули на спину наши пожитки и приготовились идти за новым знакомцем.
— Погодите, товарищи, надо сначала потушить костер, — сказал он, — не то искры могут разлететься и пожечь все вокруг.
Мы потушили костер и быстро пошли с нашим новым другом. Вскоре мы пришли к низкой деревянной хижине с крышей, крытой гонтом. На шум наших шагов из нее выбежали с яростным лаем две собаки. Они сразу замолчали, услышав голос хозяина, стали ласкаться к нему и, когда увидели, что мы белые, начали лизать нам руки. Наш спутник ввел нас в свою хижину, состоявшую из одной пропитанной дымом комнаты, в которой был глиняный очаг, две грубые деревянные скамьи в углу; посредине стоял стол и два стула. На огне весело кипел и шипел чайник.
Приятель нашего проводника пришел из хлева и радушно приветствовал нас. Он был так же груб с виду, как и его товарищ, но и Медж с его неподстриженной бородой и усами, с длинными волосами был не лучшего вида, как, вероятно, и я, хотя я не мог похвастаться ни бородой, ни усами.
Наши хозяева угостили нас всем, что у них было. Капитан, как они называли своего господина, не
Оказалось, что до Сиднея остается по крайней мере сто пятьдесят миль, так что если бы не было поселений к северу, нам пришлось бы идти очень далеко, не встретив помощи. Наши хозяева охотнее расспрашивали нас, чем рассказывали про себя; когда Медж спросил, давно ли они в Австралии, они дали уклончивый ответ и заговорили о другом. В сущности, это были ссыльные, слуги, не получавшие жалованья, но пользовавшиеся известной свободой до тех пор, пока вели себя хорошо.
Когда мы отужинали, они посоветовали нам ложиться спать, заметив, что им придется вставать на рассвете для того, чтобы пастух мог рано отвести овец на пастбище в некотором расстоянии от хижины. Они предложили нам свои скамьи, но мы отказались: во-первых, они имели чрезвычайно грязный вид, а во вторых, мы уже привыкли спать на земле и не хотели выгонять их с постелей. Поэтому мы легли на пол, подложили себе под головы мешки с давно не испытанным чувством безопасности, зная, что нас сторожит верная собака, и скоро крепко уснули.
К завтраку пришел пастух, ходивший посмотреть на стадо. Мы быстро позавтракали, он простился с нами и пошел выгонять стадо. Сторож спросил нас, останемся ли мы или пойдем к капитану. Конечно, мы хотели отправиться немедленно и попросили его показать нам дорогу.
— Я не могу пойти с вами, так как должен помочь товарищу лечить заболевших овец, — сказал он, — да нужно и присмотреть за хижиной. Но вы не можете сбиться с дороги, если будете все время идти на юг, вон через ту возвышенность с тремя большими деревьями наверху, а затем пойдете к реке, которую увидите издали. Там есть мост, который ведет к стану.
Указания были очень точные, и мы отправились, не боясь потерять дорогу. Более чем через час мы пришли к реке с перекинутым через нее деревянным мостом; когда мы подошли ближе, мы увидели стоявших на нем двух чернокожих, не похожих на тех, которых мы встречали до сих пор, Они были прилично одеты и вежливо сказали нам по-английски:
— Доброго утра, друзья.
Они сказали нам, что мы пришли в то поселение, которое искали; хозяин недалеко и будет рад нас видеть.
Мы прошли мимо нескольких хижин и увидели низкое строение с широкой верандой. Оттуда навстречу нам вышел пожилой господин.
— Рад видеть вас, друзья мои, откуда бы вы ни явились, — сказал он, протягивая руку. — По-видимому, вы пришли издалека и, вероятно, не прочь позавтракать. Входите, входите. Мы только что садились за стол, когда я увидел вас из окна.
— Благодарю вас, сэр, — ответил Медж. — Ваши пастухи, у которых мы ночевали, дали нам позавтракать; но мы принимаем ваше гостеприимное предложение; я, по крайней мере, готов подзакусить, да, я думаю, и мой друг Рэйнер; считается, что мичман может безнаказанно пообедать два-три раза кряду, а эти последние дни паек у нас был плохой.