Среди ночи
Шрифт:
К нам пришла миссис Денеган. Морщины на ее лице стали глубже, а в волосах появилась седина. Они вдвоем долго рыдали в обнимку. А я метался из комнаты в комнату, не находя себе места. Я не мог ни сесть, ни лечь, ни есть, ни пить. Я не мог ни на что смотреть, и вместе с тем, поедал все глазами. Я боялся закрыть глаза, потому что знал, что произойдет: я увижу глаза Лулу — открытые и смотрящие в никуда.
Зазвонил телефон. Рыдание оборвалось. Тетя Мери сняла трубку, продолжая другой
Тетя Мерри слушала. Ее лицо вдруг начало меняться. Оно просветлело, на нем уже не скрывалось облегчение. Прижав трубку к груди, она с облегчением сказала: «Она пришла в себя… наша Лулу… в больнице… она не умерла…»
В больничной палате все было белым — и стены и потолок. Белая простыня укутывала тело Лулу, будто рыцарские доспехи. Такая же белая повязка была на ее голове и напоминала ореол. Ее темные глаза резко контрастировали со всей этой белизной и смотрели на нас откуда-то издалека.
Тетя Мери устремилась к ней и задержалась в дверях. Лулу неподвижно лежала в постели, возможно, она даже не могла пошевелить пальцами, чтобы хоть как-то поприветствовать тетю Мери.
— Ты жива, — осторожно прошептала тетя Мери. — Наши молитвы были услышаны. Свершилось чудо.
— Это было не чудо, — ответила Лулу.
— Возвращение из смерти, — качала головой тетя Мери.
— Я не умирала, — продолжала Лулу. Ее голос был резким и полным горечи.
— Как бы то не было, ты с нами, ты вернулась.
— Я не вернулась, — сказала Лулу. В ее глазах был гнев. — Я никуда не уходила, я — здесь и буду здесь всегда.
Я, наконец, приблизился к ее постели. Она закрыла глаза, и ее лицо стало чужим. Она будто оттолкнула всех нас от себя как можно дальше.
Позже, в маленьком кабинете в конце коридора с нами говорил врач — человек далеко не молодой, с налитыми кровью глазами, с редкими вьющимися волосами, в белом испачканном сажей халате. От него пахло дымом и пылью.
— Свалилось на вас… — пробормотала тетя Мери. — Все сразу, такой ужасный день.
Я видел его среди носилок с ранеными у парадных ступеней театра со стетоскопом на шее. Он ощупывал посиневшие тела, считал пульс и пытался уловить хоть какое-нибудь их дыхание.
Он тяжело вздохнул. Все его массивное тело чуть ли не вздулось над стулом, на котором он сидел.
— Мне нужно кое-что рассказать вам о Лулу — замечательное исцеление.
— Просто, чудо, — ответила тетя Мери.
— Тут не все поддается объяснению, — сказал он, поглаживая свое худощавое, совсем не молодое лицо. — Я так устал, вы не представляете —
— У нее останавливалось сердце? — спросил я, пытаясь держать голос ровным, из-за чего мне показалось, что вместо меня говорил кто-то еще.
— Это был очень длинный день, — глубоко вздохнув, ответил он. — Но позвольте рассказать вам о ее ранах и о том, что еще предстоит.
И он начал рассказывать обо всех ее переломах и сотрясении мозга, о месяцах терапии и реабилитации.
Он ничего не говорил об остановке ее сердца.
Но и ничего не отрицал.
Позже, я расспрашивал Лулу о том, что произошло.
— Ничего не случилось, — ответила она.
— Когда рухнул балкон, — пытался напомнить я ей. — Я пригнул голову и вдруг оказался на полу. Надо мной было сиденье. Я начал чихать. Это выглядело глупо. Ты это помнишь?
— Нет, — ответила она.
Но ее черные глаза рассказывали о другом. Они устремились куда-то вдаль, прочь от меня. Она никогда не отводила глаз, разговаривая с кем-либо, даже если ее собеседником был я.
— И ты ничего не почувствовала?
— Нет.
— И ты ничего не можешь вспомнить?
— Ты повторяешься. Я… не помню… ни… чего, — четко отделила она одно слово от другого. — Что еще я могу тебе сказать?
— Может, ты сошла с ума?
Она не ответила, но ее гнев обжигал, как раскаленная печь.
Я знал, что хотел от нее услышать. Мне не терпелось узнать, что она видела, когда у нее остановилось сердце, когда в ее венах перестала течь кровь, когда у нее не могли нащупать пульс.
Что она видела и что чувствовала? На что похоже ощущение смерти?
Наконец, она посмотрела мне прямо в глаза:
— Я не воскресала на смертном одре, — сказала она.
Спустя продолжительное время я снова пришел к ней в реабилитационное отделение. Она уже могла сидеть в инвалидном кресле, повязки с ее головы были удалены, и она уже была в платье, которое ей принесла тетя Мери.
Когда я пришел, то она рассматривала сложенные в стопку на ее коленях газеты. Она посмотрела на меня с таким выражением, которого на ее лице прежде еще я не видал. Когда я это осознал, то у меня в уме все засуетилось. В ее глазах наблюдалась все та же злость, к которой добавилось нечто еще — какое-то необъяснимое спокойствие и холод — холод смерти.
— Он на свободе, — сказала она.
— Кто?
— Мальчишка, который устроил поджог. Все из-за него.
Она взмахнула газетой. Я увидел фотографию и заголовок: