Срединное море. История Средиземноморья
Шрифт:
Об этой речи с похвалой отозвался король Фердинанд, который увидел в ней отличное оправдание для того, чтобы отозвать армию генерала Пепе, которую он отправил на север. (Пепе, к его чести, не подчинился приказу и повел свои 2000 солдат для участия в обороне Венеции.) С другой стороны, итальянские патриоты по всей стране восприняли новость с ужасом. Но поскольку обстоятельства изменились, дело объединения пользовалось едва ли не всеобщей поддержкой. Движение за него стало настолько широким, что остановить его было уже невозможно. Пострадала лишь репутация самого Пия. До сего дня он оставался героем. Теперь же его воспринимали как предателя. Более того, его речь показала (и не могла показать ничего другого), насколько бессилен папа повлиять на события. Его популярность испарилась за одну ночь. Теперь он оказался лицом к лицу с революцией. В течение последующих семи месяцев
В первый раз пьемонтская армия познала сладость успеха. Однако совсем скоро, 24 июля, Карл Альберт был наголову разгромлен под Кустоцей, в нескольких милях к юго-западу от Вероны. Он отступил к Милану, преследуемый Радецким, и 4 августа ему пришлось заключить перемирие, по условиям которого король отводил армию в пределы своих владений. Два дня спустя сдался Милан, и старый неукротимый фельдмаршал со своими солдатами возвратился в город.
Первая фаза войны закончилась, и Австрия добилась явного успеха. Она возвратила себе контроль не только над Венецией-Ломбардией. Неаполь заключил сепаратный мир; Рим капитулировал; Франция в лице ее министра иностранных дел поэта Альфонса Ламартина опубликовала манифест республиканского содержания, полного громких слов, но не поддержала итальянцев открытыми действиями или материальной помощью. Менее чем через пять месяцев после объявления Венеции республикой силы контрреволюции с триумфом шествовали по Италии.
Венеция без сожаления распростилась с пьемонтцами, но теперь оказалась одна. Ее единственной надеждой оставался Манин, который снял с себя форму рядового и 13 августа получил от ассамблеи предложение принять диктаторские полномочия. Он отклонил его на том основании, что совершенно не знал военного дела, но в конце концов его удалось уговорить принять руководство в составе триумвирата. Репутация Манина была такова, что оба его коллеги позволили оттеснить их на второй план: фактически он оказался диктатором — разве что не носил это имя. Под его единоличной властью Венецианской республике предстояло сражаться всю следующую зиму. Венецианцы держались храбро, но отчаяние их росло.
Для всех итальянских государств quarantotto был очень важным годом. В стратегическом отношении ситуация изменилась мало. Австрия сохранила контроль над большинством своих территорий на Апеннинском полуострове. Однако в политическом плане произошли серьезные изменения — иным стало настроение народа. Когда год начинался, большинство патриотически настроенных итальянцев думали об избавлении от австрийской оккупации; когда же заканчивался, главной целью — повсюду, за исключением разве что Венеции, — считалось уже объединение Италии. Перемены носились в воздухе. По крайней мере казалось, что итальянцы в одном шаге от осуществления своей давней мечты. Началась эпоха Рисорджименто.
Глава XXVIII
РИСОРДЖИМЕНТО
«Италия, — заявил как-то Меттерних, — это понятие географическое». То, что он говорил, соответствовало истине. Никогда в своей истории Апеннинский полуостров не населяла одна нация; даже в эпоху Римской империи он был лишь частью — и, как правило, меньшей — Римского государства. Однако со времен раннего Средневековья — и, вероятно, даже раньше — представление об итальянской государственности существовало в умах как труднодостижимый идеал: Данте и Петрарка мечтали о ней, как и позднее Макиавелли. В географическом и языковом отношениях это, очевидно, имело смысл; но страна сама столь сильно разрывала себя на части, жестокие средневековые ссоры и соперничество между различными городами, гвельфами и гибеллинами, императором и папой были столь ожесточенными, что прошла уже большая часть девятнадцатого века, прежде чем единство Италии стало хотя бы возможно.
Но затем пришел quarantotto и все переменилось. Далекая мечта неожиданно стала вполне достижимой целью. Граф Камилло Кавур не имел особых резонов называть свою газету «Иль Рисорджименто» [352] — ведь невозможно ставить вопрос о восстановлении того, чего никогда не существовало, — но это слово обладало невыразимым обаянием и вскоре было у всех на устах. Теперь речь шла о том, кто возьмет на себя руководство.
Когда начался 1849 г., существовал только один серьезный претендент национального уровня на роль объединителя Италии. Венеция-Ломбардия до сих пор находилась под властью Австрии. Рим, очевидно, исключался сразу; хотя папа Пий уже несколько недель находился в добровольном изгнании, проблема папства — и, следовательно, папского государства, которое делило Апеннинский полуостров пополам, — оставалась неразрешенной. Неаполь, находившийся под властью не способного, к несчастью, примириться с переменами Короля-бомбы, едва ли мог рассматриваться всерьез, да и другие государства Италии были столь же малы и слабы. Очевидно, наибольшие шансы оказывались у Пьемонта. Хотя пьемонтцы до сих пор страдали от поражения в предыдущей войне, они отличались энергией, честолюбием, и число их постоянно росло. [353] Их король Карл Альберт взошел на трон в 1831 г. и занял бескомпромиссную антиавстрийскую позицию.
352
Risorgimento означает по-итальянски «восстановление», «возрождение». — Примеч. пер.
353
В это время Пьемонт занимал не только территорию старого Савойского герцогства со столицей в Турине. Ему также принадлежали остров Сардиния, графство Ницца и, с 1815 г., город Генуя.
Однако Карл Альберт, будучи правящим монархом, не мог стать харизматическим лидером движения (помимо прочего, являвшегося во многом республиканским по духу), в котором оно, очевидно, нуждалось. Эту роль — по крайней мере в первые годы — играл Джузеппе Мадзини. Он родился в Генуе в 1805 г., но через десять лет решения Венского конгресса автоматически превратили его в пьемонтского подданного; хотя он изучал медицину и право урывками, со времен студенчества укрепился в мысли о возрождении Италии — кстати, его подрывная деятельность имела результатом приговор об интернировании, за которым в феврале 1831 г. последовало изгнание в Марсель. Живя преимущественно там и в Лондоне, Мадзини вынужден был оставаться на чужбине, по сути, всю оставшуюся жизнь.
После своего прибытия в Марсель Мадзини основал общество, которое назвал «Молодая Италия». Как это и подразумевало название организации, ее деятельность прежде всего была рассчитана на людей в возрасте до 40 лет в надежде на развитие в них национального самосознания. Предполагалось, что она станет великой итальянской национальной ассоциацией, цель которой — добиться освобождения Италии, и если потребуется — с помощью революции. Результаты не замедлили сказаться: за два года после основания общества оно могло уже похвалиться 60 000 членов. Также выходило периодическое издание носившее то же название, что и общество. Шесть его номеров вышли из печати в течение первых двух лет его существования: серьезное достижение, если учесть, что каждый номер содержал примерно 200 страниц, причем значительная часть материалов принадлежала самому Мадзини.
К 1833 г. он был готов действовать. Его организация имела немало сторонников среди молодых офицеров и солдат армии Пьемонта. Со своим юным другом Якопо Руффини Мадзини планировал теперь одновременные восстания в Генуе и Алессандрии, которые, как он верил, распространятся по всей стране, свержение правительства и в конечном итоге — самого Карла Альберта. Увы, еще до того, как эти восстания начались, заговор раскрыли. Оба его руководителя не несли ответственности за провал, но практически все заговорщики были арестованы, а 12 — расстреляны. Руффини вскрыл себе вены в тюрьме.
Самому Мадзини, находившемуся за границей, во Франции, непосредственная опасность не угрожала, но Марсель наводнили пьемонтские агенты и он вскоре для большей надежности перебрался в Женеву. Однако три года спустя, после еще менее удачных заговоров, даже Швейцария стала ненадежным местом для него. В январе 1837 г. он приехал в Лондон, где провел последующие одиннадцать лет и который стал ему вторым домом. Здесь Мадзини снова развил бурную деятельность: вдохнул новую жизнь в «Молодую Италию», помог многим итальянским иммигрантам, создал несколько свободных школ для итальянских детей, основал еще одну газету. Ежедневно он писал по дюжине писем итальянским патриотам и изгнанникам по всему миру, поскольку к этому времени революционные комитеты существовали не только в Италии, но и в нескольких других европейских странах, а также в США, Канаде, на Кубе и в Латинской Америке.